— А может, она уже не вернется? — спросила Лаура. Пантагельо покачал головой, подергал бородку, повертел стетоскоп.
— Нет, нет, я этого не говорил.
— Но вы об этом подумали.
Молчание послужило подтверждением.
Лаура открыла дверь и вошла в палату. Врач и детектив последовали за ней.
Дождь бил в единственное окно. Создавалось впечатление, будто по стеклу колотят крыльями сотни птиц, пытающихся вырваться из западни. Далеко в ночи, ближе к невидимому океану, дважды, трижды полыхнула молния и умерла в темноте.
Из двух кроватей ближайшая к окну пустовала, и в той половине палаты царил сумрак. Свет горел над второй кроватью, на которой лежала девочка, укрытая простыней, в обычном больничном халате. Ее голова покоилась на подушке. Часть кровати у изголовья приподняли вместе с верхней половиной тела лежащего ребенка, так что Лаура, переступив порог, сразу увидела лицо девочки.
Это была Мелани. Лаура в этом не сомневалась. Девочка унаследовала волосы матери, нос, аккуратный подбородок. А вот лоб и скулы достались ей от отца. Глаза были того же зеленого оттенка, что и у Лауры, но глубоко утопленными, как у Дилана. За шесть прошедших лет Мелани, конечно, изменилась. Лаура помнила ее совсем не такой, но установить личность позволяли скорее не внешние приметы, а нечто иное, неуловимое, возможно, аура, эмоциональная и даже психическая связь между матерью и дочерью, которая восстановилась, как только Лаура вошла в палату. Она знала, что перед нею ее маленькая девочка, а вот каким образом она это узнала, объяснить, пожалуй, если бы и смогла, то с трудом.
Мелани напоминала ребенка с плакатов международных организаций, борющихся с голодом или собирающих средства на поиск методов лечения какой-то редкой и пока еще смертельной болезни. Бледная кожа с нездоровым, сероватым оттенком, губы скорее серые, чем розовые, темные мешки под запавшими глазами, словно она размазывала слезы чернильным кулачком.
Да и сами глаза свидетельствовали о ее нездоровье. Она смотрела в пустой воздух над собой, моргая, но ничего не видя… ничего в этом мире. В этих глазах не было ни боли, ни страха. Только опустошенность.
— Сладенькая, — обратилась к ней Лаура. Девочка не пошевельнулась. Глаза не дернулись.
— Мелани! Никакой реакции.
Лаура нерешительно двинулась к кровати.
Девочка не ощущала ее приближения.
Лаура опустила предохранительный поручень, наклонилась к ребенку, вновь позвала по имени и опять не добилась ответной реакции. Дрожащей рукой коснулась лица Мелани, горячего, как при повышенной температуре, и это прикосновение потрясло ее до глубины души. Дамба, сдерживающая эмоции, рухнула, Лаура схватила девочку, подняла с кровати, обнимая, крепко прижала к себе.
— Мелани, крошка, моя Мелани, теперь все будет хорошо, все будет хорошо, обязательно будет, ты в безопасности, со мной ты в безопасности, с мамой ты в безопасности, слава богу, в безопасности, слава богу. — И вместе со словами из глаз Лауры катились слезы, она плакала навзрыд, никого не стесняясь, как в последний раз плакала давным-давно, когда сама была ребенком.
Если бы Мелани тоже заплакала. Но нет. И не обняла мать. Лежала, обмякнув, в объятиях Лауры: податливое тело, пустая оболочка, не ведающая о любви, которую могла получить, неспособная принять поддержку и уход, предлагаемый матерью, отстраненная, остающаяся в своем собственном мире, потерянная.
* * *Десять минут спустя, в коридоре, Лаура вытерла глаза двумя бумажными салфетками, высморкалась.
Дэн Холдейн ходил взад-вперед. Его ботинки поскрипывали по чисто вымытым виниловым плиткам. По выражению лица детектива Лаура догадалась, что он пытается подавить ярость, которую вызывали у него те, кто сотворил такое с Мелани.
Может, у копов было больше сострадания, чем она думала. У этого, к примеру.
— Я хочу оставить Мелани в палате как минимум до второй половины завтрашнего дня, — нарушил молчание доктор Пантагельо. — Для наблюдения.
— Конечно, — кивнула Лаура.
— Когда она выпишется из больницы, ей потребуется психиатрическая помощь.
Лаура кивнула.
— Вот о чем я думаю… вы не собираетесь лечить ее сами, не так ли?
Лаура сунула мокрые салфетки в карман пиджака.
— Вы думаете, что лучше пригласить кого-то еще, квалифицированного, но постороннего психиатра?
— Да.
— Доктор, я понимаю, на чем вы основываетесь, и в большинстве случаев согласилась бы с вами, но не в этом.
— Но мать, лечащая своего ребенка, — вариант не из лучших. Вы будете более требовательно относиться к дочери, чем к обычному пациенту. И уж извините меня, но вполне возможно, что родительское воздействие — часть возникшей у ребенка проблемы.
— Да. Вы правы. Обычно. Но не на этот раз. Я не творила такого с моей маленькой девочкой. Я не имела к этому ни малейшего отношения. По существу, я для нее — такая же незнакомка, как и любой другой психиатр, но я могу уделить ей больше времени, окружить ее большей заботой, большим вниманием, чем кто бы то ни было. С другим врачом она будет еще одним пациентом. Но со мной — моим единственным пациентом. Я уйду из больницы Святого Марка. Я передам моих частных пациентов коллегам на несколько недель, а то и месяцев. У меня не будет необходимости ожидать быстрого прогресса, потому что я не буду ограничена во времени. Я целиком посвящу себя Мелани. Она получит не только то, что я могу предложить как психиатр, как врач, но и мою материнскую любовь.
Пантагельо уже собрался предупредить еще о какой-то опасности принятого Лаурой решения, но в последний момент передумал.
— Тогда… удачи вам.
— Спасибо.
— Это большая работа, — сказал детектив после того, как врач ушел, оставив их в пустынном, пахнущем дезинфицирующим раствором коридоре.
— Я смогу с этим справиться.
— Уверен, что сможете.
— У нее все будет хорошо.
— Я очень на это надеюсь.
На сестринском посту в конце коридора дважды звякнул телефон.
— Я приказал прислать полицейского, — продолжил Холдейн. — На случай, что кто-то будет искать Мелани, если она стала свидетельницей убийств. Охрана не помешает. Во всяком случае, до второй половины завтрашнего дня.
— Спасибо, лейтенант.
— Вы останетесь здесь, не так ли?
— Да. Конечно. Где же еще?
— Надеюсь, ненадолго?
— На несколько часов.
— Вам нужно отдохнуть, доктор Маккэффри.
— Мелани нуждается во мне в большей степени. Да и я все равно не смогу уснуть.
— Но если завтра она отправится домой, разве вам не нужно подготовиться к ее приезду?
Глаза Лауры широко раскрылись.
— Ох! Я даже не подумала об этом. Я должна приготовить спальню. Она больше не сможет спать в детской кроватке.
— Вам лучше поехать домой, — мягко заметил он.
— Скоро поеду, — согласилась она. — Но не для того, чтобы спать. Я не могу спать. Оставлю Мелани одну лишь на время, которое понадобится мне, чтобы подготовиться к ее возвращению домой.
— Вы уж извините, что говорю об этом, но мне нужны образцы крови, вашей и Мелани.
Просьба удивила ее.
— Зачем?
Он помялся.
— Ну, по анализам крови, вашей,