Он столкнулся с чистым злом в человеческом обличье. Эти негодяи заслуживали более тяжкого наказания, долгой, мучительной смерти. Джим чувствовал себя ангелом мщения и, хотя понимал, что сам находится на грани психического срыва, поскольку только безумный уверен в правоте совершаемого преступления, не испытывал никаких сомнений. Его переполняла страшная ярость. Он был карающей рукой Всевышнего.
Джим повернулся к запертой двери спальни.
Там женщина с ребенком.
«Лиза… Сузи…»
Но что, если там еще один преступник? Обычно маньяки действуют в одиночку, иногда парами, как эти двое. Редко, но встречаются банды, такие, как Чарльз Мэнсон и его «семейка». В этом мире, где ученые философы утверждают, что нравственность зависит от обстоятельств и любая точка зрения, независимо от логики или настроения, достойна уважения, нет места правилам. Этот мир рождает монстров, и мертвые негодяи могли быть щупальцами многоголовой гидры.
Что, если за дверью притаилась опасность? Праведный гнев дал ему пьянящее чувство неуязвимости. Ударом ноги Джим распахнул I дверь спальни и ворвался внутрь с оружием наперевес, готовый встретить смерть и, если надо, смести все на своем пути.
Женщина и девочка лежали на грязных одеялах, прикрученные клейкой лентой к спинкам кроватей. Эта же лента залепляла их рты.
Женщина, стройная блондинка лет тридцати, поражала своей красотой, но дочь, десятилетняя Сузи, была еще красивее — поистине небесное создание с лучистыми зелеными глазами, тонкими чертами лица и бархатисто-нежной кожей. Воплощение невинности, добродетели и чистоты — ангел, брошенный в клоаку.
При виде связанного ребенка в нем с новой силой вспыхнула ярость.
По лицу девочки текли слезы, она глухо всхлипывала под лентой, которой были заклеены ее губы.
Женщина не плакала, но в ее глазах застыли мука и страх. Ответственность за судьбу дочери и ярость, похожая на ту, которую испытывал Джим, удерживали ее от истерики.
Он увидел ужас на их лицах: жертвы приняли его за одного из похитителей.
Джим прислонил дробовик к встроенному в стену столику и сказал:
— Не бойтесь, вам ничего не угрожает. Я застрелил обоих бандитов.
Женщина смотрела на него широко открытыми глазами, она ему не верила.
Джим не судил ее за это недоверие. Она была напугана его голосом, хриплым и яростным, то переходящим в шепот, то срывающимся на крик.
Он оглянулся в поисках острого предмета, с помощью которого можно было бы перерезать путы пленников, и увидел рулон клейкой ленты и ножницы на столике. Протянул руку за ножницами и обратил внимание на сложенные стопкой видеокассеты. Поднял глаза и вдруг осознал, что все стены и потолок оклеены фотографиями из порнографических журналов. И везде дети. Взрослые мужчины и дети. Ни одной взрослой женщины, только девочки и мальчики, такие же юные, как Сузи, а некоторые еще моложе, истязаемые насильниками, лица которых всегда были скрыты.
Убитые им негодяи охотились не за матерью. Изнасиловав ее в назидание дочери, они бы бросили тело женщины с перерезанным горлом или разможженной головой в пустыне на съедение ящерицам, муравьям и стервятникам. Куда более страшная участь ожидала ребенка. Жизнь девочки могла превратиться в ад, который длился бы несколько месяцев или даже лет.
Его захлестывал дикий, бешеный гнев. Внутри, точно черная нефть, готовая вырваться из скважины, расползалась жуткая липкая тьма.
Джим задыхался от ярости: ребенок видел эти фотографии, лежал на этих грязных отвратительных простынях. Появилось безумное желание схватить ружье и всадить еще несколько зарядов в трупы подонков.
Они ее не тронули. Слава Богу, они не успели.
Но эта комната! Что чувствовала девочка, находясь в этой комнате!
Он содрогался от ярости.
Потом заметил, что женщина тоже дрожит, и понял: она его боится. Ее испуг стал еще сильнее, чем в тот момент, когда он вошел в спальню.
Хорошо, что рядом нет зеркала. Увидеть свое лицо, искаженное приступом безумия, — зрелище не из приятных. Джим с трудом взял себя в руки.
— Не бойтесь, — заговорил он, стремясь успокоить женщину. — Я хочу вам помочь.
Охваченный желанием скорее освободить пленниц, Джим опустился на колени перед кроватью и перерезал ленту, стягивающую ноги и руки женщины. Потом склонился над Сузи.
Путы на руках упали, девочка, защищаясь, прикрыла лицо. Джим освободил ей ноги, а она вдруг пнула его в грудь и забилась в угол кровати, скорчившись на серых засаленных простынях. Он не пытался ее удержать, наоборот, попятился.
Лиза содрала с губ ленту и вытащила изо рта кляп. Она задыхалась, давилась кашлем. Хриплым голосом, в котором неистовое волнение странным образом соединялось с покорностью судьбе, сказала:
— Мой муж остался в машине… Он там…
Джим взглянул на нее, но ничего не сказал: не мог этого сделать в присутствии ребенка. Женщина прочитала ответ в его глазах, и ее красивое лицо исказилось от горя. Но мысль о дочери заставила ее подавить готовые сорваться рыдания.
— Боже мой, — с мукой сказала она, думая о свалившемся на нее горе.
— Вы сможете нести Сузи?
Она не расслышала, занятая мыслями о смерти мужа.
— Сможете взять на руки Сузи? — повторил свой вопрос Джим.
Женщина растерянно захлопала ресницами.
— Откуда вы знаете, как ее зовут?
— Ваш муж мне сказал…
— Но…
— Перед тем… — резко сказал Джим, не докончив фразу: «Перед тем, как умереть». — Вы сможете взять ее на руки?
— Да, наверное, я думаю, да.
Джим мог вынести девочку сам, но что-то говорило ему: он не должен прикасаться к ее хрупкому телу. Пусть это нелогично, но то, что сделали с ней эти двое, и то, что не помешай он им, они могли бы сделать, лежало на совести 55 всех мужчин. В страданиях Сузи была частица и его вины.
Только отец имел право взять на руки бедного ребенка. Но отец был мертв.
Джим поднялся с коленей, отступил от кровати. Спиной открыл дверь и вышел из спальни.
Девочка билась в истерике, уворачиваясь от рук матери. Она была в шоке и не узнавала родных любящих рук. Потом резко умолкла и бросилась в объятия матери. Лиза, прижав голову дочери к груди, гладила девочку по волосам, шептала что-то ласковое, успокаивающее.
Кондиционер не работал с тех пор, как убийцы вышли из фургона и направились к перевернутому «Камаро». В спальне сгущалась духота. Пахло прокисшим пивом и потом. От черных пятен на ковре поднимался отвратительный запах высохшей крови.
— Пойдемте отсюда.
Лиза казалась хрупкой, но она легко, как перышко, подняла дочь и шагнула к двери.
— Постарайтесь, чтобы она не смотрела влево. Там у двери лежит один из них. Зрелище не из приятных.
Женщина кивнула, благодарная за предупреждение.
Джим хотел последовать за ней, но взгляд его упал на полки шкафчика, заставленные видеокассетами.