что я не люблю пушки и обычно не ношу их с собой, и несмотря на то, что убийство даже худших из людей в целях самозащиты или для защиты невинных вызывает во мне отвращение, я не такой фанатичный противник оружия, иначе был бы уже убит – или смотрел бы, как совершается убийство – поэтому лучше уж использовать его.

Бу материализуется на моей стороне.

Он единственный дух животного, который я когда-либо видел. Невинный, у него определённо нет страха того, с чем он может столкнуться на Другой Стороне. Хотя он бесплотный и не может укусить плохого парня, я верю, что он задерживается здесь, потому что придёт момент, когда он станет Лесси[16] для моего Тимми и спасёт меня от падения в заброшенный колодец или что-то вроде этого.

Печально, что большинство детей в наши дни не знает, кто такая Лесси. Популярная собака, которую они знают лучше всего – Марли[17], которая вряд ли будет спасать детей из колодца или горящего сарая, а вместо этого блеванёт на них и случайно сама начнёт пожар в сарае.

Гнетущее настроение заражает меня с момента, как недавние события в Магик-Бич, кажется, закончились. Странно, но ничто не восстанавливает моё обычное ощущение и не возвращает на твёрдый грунт рассудка, как бросающая в дрожь случайная встреча с чем-то, несомненно, сверхъестественным.

Слабое дыхание ночи заставляет дрожать листья в освещённых ветках деревьев, как будто в предчувствии приближения зла. На земле вокруг меня трепещущие узоры света и тени создают иллюзию, что земля под ногами не твёрдая.

Во всей дуге домиков не горит ни одной лампы ни в одном из окон, за исключением моего домика и Аннамарии, хотя здесь припаркованы пять других автомобилей. Если эти гости мотеля «Уголок Гармонии» спят, возможно, тайный читатель перелистывает страницы их воспоминаний и ищет... Ищет что? Просто узнаёт их?

Читатель – кем бы и чем бы он ни был – хочет чего-то большего, чем просто узнать меня. Так же точно как антилопа в документальном фильме – еда на несколько дней для пантеры, я тоже жертва, возможно, не для съедения, но для какого-нибудь другого использования.

Я смотрю на Бу.

Бу смотрит на меня. Затем он смотрит на освещённые окна Аннамарии.

Когда я легонько стучу в дверь Дома № 6, она распахивается, как будто бы щеколда не была задвинута. Я вхожу и вижу её сидящей на стуле перед маленьким столиком.

Она взяла яблоко из корзины, очистила кожуру и разрезала на части. Делит фрукт с Рафаэлем. Сидящий по стойке «смирно» перед её стулом, золотистый ретривер хрустит одной из долек и облизывается.

Рафаэль смотрит на Бу и дёргает хвостом, счастливый от того, что не нужно делиться своей порцией с собакой-призраком. Все собаки видят задержавшиеся души; они не занимаются самообманом об истинной природе мира, как делает большинство людей.

– Случилось что-то необычное? – спрашиваю я Аннамарию.

– Разве не постоянно происходит что-то необычное?

– У тебя не было... не было каких-либо посетителей?

– Только ты. Хочешь яблоко, Томми?

– Нет, мэм. Я думаю, что ты здесь в опасности.

– Из множества людей, которые хотят меня убить, нет никого в «Уголке Гармонии».

– Как ты можешь быть в этом уверена?

Она пожимает плечами.

– Никто здесь не знает, кто я.

– Даже я не знаю, кто ты такая.

– Правда? – она даёт очередную дольку яблока Рафаэлю.

– Меня не будет некоторое время в соседнем доме.

– Хорошо.

– На случай, если будешь мне кричать.

Это её позабавило.

– Почему это я должна кричать? Я никогда этого не делала.

– Никогда за всю жизнь?

– Человек кричит, когда пугается или его пугают.

– Ты сказала, люди хотят тебя убить.

– Но я не боюсь их. Делай то, что должен. Со мной всё будет в порядке.

– Возможно, ты должна пойти со мной.

– Куда ты собираешься?

– Сюда и туда.

– Я уже здесь, и я была там.

Я смотрю на Рафаэля. Рафаэль смотрит на Бу. Бу смотрит на меня.

– Мэм, ты спрашивала, умру ли я за тебя, и я ответил «да».

– Это было очень милосердно с твоей стороны. Но ты не собираешься умирать за меня сегодняшней ночью. Не будь таким поспешным.

Когда-то я считал, что в Пико Мундо больше, чем везде, эксцентричных людей. Немного попутешествовав, теперь я знаю, что эксцентричность – общая черта человечества.

– Мэм, спать может быть опасно.

– Тогда я не буду спать.

– Принести тебе немного чёрного кофе из закусочной?

– Зачем?

– Чтобы помочь тебе бодрствовать.

– Я полагаю, что ты спишь, когда тебе нужно. Но видишь ли, молодой человек, я сплю только тогда, когда хочу.

– Как это работает?

– Превосходно.

– Не хочешь узнать, почему может быть опасно спать?

– Потому что я могу упасть с кровати? Томми, я верю, что твоё предостережение не бессмысленное, и я продолжу бодрствовать. А теперь иди и делай всё, что должен.

– Я собираюсь повынюхивать здесь вокруг.

– Так вынюхивай, вынюхивай, – говорит она, делая прогоняющее движение.

Я удаляюсь из её домика и закрываю за собой дверь.

Бу уже идёт в сторону закусочной. Я следую за ним.

Он постепенно исчезает, как испаряется туман.

Я не знаю, куда он девается, когда дематериализуется. Возможно, призрак собаки может путешествовать на Другую Сторону и обратно, когда пожелает. Я никогда не изучал теологию.

Для последнего дня января вдоль центрального побережья ночь достаточно спокойная. И тихая. Воздух приятно слегка пахнет морем. Тем не менее, моё чувство грядущей опасности настолько велико, что я не удивлюсь, если земля под ногами разверзнется и проглотит меня.

Вокруг вывески на крыше закусочной летают ночные бабочки. Их природный цвет, должно быть, белый, потому что они стали полностью голубыми или красными в зависимости от того, какой неон ближе к ним. Летучие мыши, тёмные и неизменные, непрерывно кружат, поедая светящийся рой.

Я не во всём вижу знаки и знамения. Однако, прожорливые и пока что безмолвные летучие грызуны пугают меня, и я решаю не заглядывать сразу в закусочную, как намеревался.

«Ягуар» из станции техобслуживания за тремя восемнадцатиколёсниками исчез. Механик подметает пол гаража.

У открытых ворот я говорю: «Доброе утро, сэр», так бодро, как будто великолепный розовый рассвет уже окрасил небо, а хоры певчих птиц прославляют дар жизни.

Когда он отрывается от своей работы с метлой, настаёт момент из «Призрака оперы»[18]. Ужасный шрам тянется от его левого уха, через верхнюю губу, сквозь нижнюю губу к правой стороне подбородка. Что бы ни было причиной этой раны, выглядит она так, как будто была зашита не врачом, а рыбаком с помощью крючка и мотка лески.

Не показывая чувства неловкости по поводу своей наружности, он говорит: «Привет, сынок» и одаривает меня ухмылкой, какую мог бы выдать