какая требовалась Меган для достоверного изображения Вуди и оленей.

По понедельникам, средам и пятницам в доме появлялась Верна Брикит. Она не только занималась уборкой, но и готовила еду, которую затем Меган могла разогреть на обед. Сейчас Верна находилась в кухне и совсем не возражала против помощницы и собеседницы, а Меган умела помочь и поддержать разговор.

Меган отмыла кисти, убрала краски и пошла мыть руки в ванную, примыкавшую к мастерской.

Подойдя к умывальнику, она привычно взглянула на себя в зеркало, что висело над раковиной. Оттуда на нее смотрела женщина с тревожными глазами. Внезапное возвращение Ли Шекета в жизнь Меган взбудоражило ее сильнее, чем ей хотелось бы.

От него всегда исходила какая-то темная энергия, о которой Меган тоже забыла, а теперь начинала вспоминать. Тогда он добивался от нее одного – интимной близости, и, подобно кукловоду, так тонко и умело дергал за ниточки, что она по молодости и наивности не сразу это почувствовала. Когда же до нее стало доходить, он сменил тактику, стал встречаться с другой. Как звали ту девицу? Кларисса? Да. Шекет использовал сексуальную доступность Клариссы, чтобы манипулировать Меган, и доманипулировался до того, что она вытолкнула его из своей жизни.

Такое положение вещей устраивало ее и тогда, и сейчас.

Меган отправилась в кухню – помогать Верне Брикит.

13

Через какое-то время Киппу захотелось пить. Утолить жажду было несложно.

Озеро Тахо считалось одним из самых глубоких и чистых озер мира. Вода в питавших его ручьях была прохладной, чистой и вполне пригодной для питья.

Утоляя жажду, Кипп следил за игрой плещущихся рыб. Ручьи, спешившие к озеру Тахо, кое-где разливались, образуя небольшие озерца, пронизываемые солнцем. В них-то и плескалась рыба.

Утолить голод оказалось куда сложнее.

Кипп был из породы охотничьих собак, однако сам никогда не охотился.

Исключение составляла «охота» на мяч, когда Дороти бросала мяч, а Кипп должен был отыскать его и принести хозяйке. Он тысячу раз находил мяч, но, разумеется, не ел.

На лугах хватало кроликов, щиплющих травку на солнце. Завидев Киппа, ушастые зверьки застывали в напряженной позе, притворялись невидимыми или в страхе разбегались.

Несколько кроликов опасливо покосились на него и продолжили щипать траву, словно почуяли, что этот пес их не тронет.

Физически Кипп был достаточно силен. Семьдесят фунтов мышц и костей. Он и умственно тоже был силен.

А вот эмоционально… сострадание превалировало в нем над охотничьим инстинктом.

Природа установила свой порядок: имевшие острые зубы поедали плоскозубых, ибо сильные господствовали над слабыми.

Но он был псом с высокоразвитым интеллектом – не человек и не собака, а существо, застрявшее где-то посередине.

Интеллект способствовал развитию культуры, а культура – развитию этики.

Пребывая в облике собаки, душой Кипп был одновременно и собакой, и человеком. Так было задумано еще до его рождения.

Дороти воспринимала его как ребенка. Его культура и этика не отличались от ее собственных.

Некоторые люди могли убивать себе подобных в гневе, ради выгоды или просто для развлечения.

Ни Дороти, ни Кипп не могли опуститься до такого постыдного уровня.

Большинство людей могли убить, защищаясь. Мог бы и Кипп, дитя Дороти.

Но кролики ничем ему не угрожали. Белки и полевые мыши – тоже.

Кипп бежал по лугам и перелескам, изобиловавшим живым ланчем и обедом, а его голод только усиливался.

Казалось бы, когда голод станет невыносим, он мог бы убить какого-нибудь плоскозубого зверька, чтобы не умереть от голода самому. И потом, кролики и белки не принадлежали ни к человеческой породе, ни к собачьей.

Они не были его сородичами. Природа разрешала ему употреблять их в пищу. Они были дичью.

Человеческий уровень интеллекта, его благословение, в нынешних условиях становился почти что проклятием. Киппу было ведомо сострадание.

Милосердие. Жалость.

Очень обременительные качества.

Сострадание. Милосердие. Жалость.

В такие моменты обоняние становилось философской категорией.

Обоняние занимало центральное место в жизни собаки, превосходя человеческое в двадцать тысяч раз. В носу Киппа было сорок четыре мышцы, тогда как у людей – только четыре.

Обоняние передавало ему больше информации, чем пять человеческих чувств, вместе взятых. В его случае – слишком много информации.

Низшие животные черпали радость в самом факте их жизни. Их радость Кипп обонял столь же отчетливо, как запахи их помета, мускуса, дыхания и теплой крови.

Сострадание и милосердие против инстинкта выживания.

Люди частично решили эту проблему, отгородившись от тех, кем они питались, создав бойни и профессию мясника.

У Киппа не было кредитной карточки, чтобы расплатиться с мясником.

Положение, в котором он оказался, называлось «кризисом совести».

Его голод усиливался.

Обитая в собачьем теле и душой будучи наполовину собакой, он не спешил безостановочно на поиски мальчика и не торопился искать способы утоления голода.

Его отвлекло чисто собачье желание порезвиться.

Кипп приметил стайку бабочек. Он не пытался их укусить, а просто бежал за этими удивительными крылатыми созданиями, восхищаясь их воздушным танцем, не требовавшим никаких усилий.

Где-то через полмили его внимание привлек воздушный шар, плывший над полем. Шар несколько утратил первоначальную форму, но внутри оболочки оставалось еще достаточно гелия.

На поверхности шара краснела надпись: «ПОЗДРАВЛЯЕМ».

Кипп погнался за шаром.

В складках оболочки угадывалась и вторая строчка: «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ».

Такие шары Кипп уже видел. Однако этот удивил его странностью своего местонахождения.

Яркий, с зеркальной поверхностью майлар[6], шар плыл над пустынным лугом, и это заворожило Киппа. Казалось, шар что-то значил.

Кипп бежал за шаром, подпрыгивал, чтобы ухватить зубами красную ленточку. Несколько раз он почти настигал ленточку, но зубы щелкали в воздухе. Раздосадованный, он подпрыгивал все выше и выше.

Увлеченный погоней, уступив потребностям своего «внутреннего щенка», Кипп вскоре понял, что его встреча с шаром действительно имела смысл.

На земле трепыхалась птичка. У нее было сломано крыло.

Испуганная птаха выпучила глаза и безостановочно разевала клюв, но оттуда не вырывалось ни звука. Ужас и боль лишили ее способности щебетать.

Участь птички была предрешена. Рано или поздно она станет добычей ястреба, лисы или еще кого-то и ее съедят живьем.

Кипп остановился и задумался. «Прости меня, малыш».

Передней лапой он надавил на шею птички и услышал хруст сломанных позвонков.

Когда люди ходили в театр на трагедию, в пьесе какой-нибудь выдающийся человек бросался вниз со скалы, сокрушенный судьбой или изъянами своего характера.

Кипп в театр не ходил. Комедии и трагедии они с Дороти смотрели по телевизору.

Вряд ли у этой птички были изъяны характера. Однако птицы, как и все маленькие существа, ежедневно играли свои роли в трагедиях.

В этом прекрасном, но жестоком мире судьба не щадила никого.

Птичка была упитанной. Под перьями ощущалось плотненькое тельце.

Кипп отвернулся, не притронувшись к ней. У него не было вкуса к трагедиям.

Он пробежал чуть менее мили и вдруг поймал знакомый соблазнительный запах. Запах гамбургеров, жарившихся на гриле. Там жарились и франкфур-теры.

Направляемый запахами, Кипп помчался к стене деревьев, миновал хвойный лесок и выбежал на