Курт нахмурился.
— Вам нужен победитель, — продолжила девушка еще тише. — А мне нужны деньги. Это взаимовыгодная сделка.
— С чего ты взяла, что можешь выиграть?
Девушка ничего не ответила — только усмехнулась еще шире. И Курт вдруг почувствовал, что она может.
Эта — может.
— Ладно, — поморщился он. — Валяй. Поднимись вон туда — он махнул рукой на возвышение, на котором стоял глашатай, — и скажи громко, что ты принимаешь участие в соревнованиях на свой страх и риск.
Девушка хмыкнула, развернулась — и взлетела на надстройку одним прыжком, мгновенным и точным. Курт слегка наклонил голову, оценивая движение. Может, он и впрямь не ошибся.
— Я, Джо Дрейк, заявляю, что принимаю участие в соревнованиях на свой страх и риск, — девушка говорила очень странно — тихо, но так, что Курт был уверен — даже мальчишки на крышах слышат каждое слово. — Капитан Глок не несет никакой ответственности за любые полученные мною увечья — или смерть.
Толпа приветственно захлопала. Курт улыбнулся. Герой намечался знатный.
Если она дойдет.
Он кивнул девушке и направился к трибуне. Поднялся, сел. Посмотрел на одинокую фигурку, неподвижно застывшую на линии старта. И махнул рукой.
На площади было очень тихо. Джо Дрейк, тридцатый участник соревнований, начал проходить полосу препятствий.
***
Поначалу было легко. Цепочка брусьев, подвешенных на большой высоте, веревочная дорожка, шест, на который нужно было забраться, а потом с него перепрыгнуть на еще один подвешенный брус — все это Джоан могла бы проделать с закрытыми глазами. Но затем висели маятники. Она внимательно следила за всеми, кто пытался их пройти — и успела понять, что маятники подвешены слишком часто, и между ними не оставалось места, чтобы встать и приготовиться. Раскачанные не синхронно и имеющие разный вес, они перемещались так, что рассчитать траекторию движения заранее было невозможно. Из всех, кто пробовал пройти их, только один дошел до третьего — но и его смело с помоста.
Джоан медленно выпрямилась на брусе, на который только что спрыгнула с шеста. Предыдущие четыре препятствия она прошла раза в два быстрее, чем любой другой участник — но маятники пугали и ее. Здесь требовалась нечеловеческая скорость.
В теории — она у Джоан была.
Но только в теории.
Она мягко спрыгнула на узкую площадку. Толпа, громко приветствовавшая ее успех на предыдущих препятствиях, снова затихла. Джоан почувствовала на себе пристальный взгляд капитана в ярком камзоле.
«Я пообещала, — подумала она. — Пообещала, что выиграю. Значит, придется пройти до конца».
Джоан сделала шаг вперед — и кивнула прислужникам, которые раскачивали маятники. Раздался глухой свист, когда десять тяжелых металлических дисков стали рассекать воздух.
Она прикрыла глаза. Сосредоточилась. И очень осторожно потянулась сознанием внутрь себя. Ее обожгло — воспоминанием, болью, страхом, и она невольно поморщилась, борясь с желанием забыть — и больше никогда не вспоминать. Потянулась еще — и почувствовала, как огонь начинает разливаться по венам, пляшет в мышцах, вспыхивает под веками ярко-желтым пламенем.
Она открыла глаза.
Маятники со свистом рассекали воздух.
И они двигались очень, очень медленно.
***
Курт держал в руке солидный мешок с призом, который следовало вручить победителю. Толпа ликовала, и потому он мог в очередной раз задать свой вопрос, не опасаясь, что его могут услышать:
— И все-таки — как?
Девушка в очередной раз покачала головой. Она улыбалась, но не зло, как раньше, а мягко, задумчиво.
Курт усмехнулся, понимая, что ответа не дождется. Он уже протянул руку, чтобы вручить приз — и снова замер.
— Иди ко мне на корабль, — предложил Курт совсем тихо.
— Нет, — спокойно ответила девушка.
— Ты никогда не хотела выйти в море? — спросил он, хитро прищурившись.
Девушка вдруг стала очень серьезной.
— Я была в море, — сказала она сухо. — Дважды. И у меня нет никакого желания туда возвращаться.
Курт вздохнул — и махнул глашатаю, чтобы объявлял наконец победителя.
Толпа ликовала — хлопала, кричала, свистела.
Девушка приняла из рук Курта приз.
Глаза у нее были совершенно желтыми.
***
Все повторялось.
Все это уже происходило, с той лишь разницей, что город, в котором Джоан в прошлый раз подбирала себе новую одежду, был настолько же приятней, насколько радостнее тогда она смотрела на жизнь. Саузертон был безусловно красив, даже поздней осенью в нем было свое очарование и шарм. Дельта даже в теплые весенние дни выглядела темнейшей дырой мироздания, в которую как будто бы для простоты сбросили все свидетельства человеческого уродства. В Саузертоне Джоан как маленькая девочка радовалась покупке волшебных сапог из тончайшей кожи. Здесь ей с трудом удалось найти сапожника, который умел бы делать что-либо кроме кривых башмаков и деревянных галош. Найденный мастер не блистал талантом — но и Джоан больше не ждала подарков судьбы. Конечно, сапоги не шли ни в какое сравнение со своими саузертонскими предшественниками. Но Джоан не жаловалась.
Ей необходимо было найти себе занятие — какое-нибудь невероятно занимательное занятие, быстрее всего заменившее бы собой воспоминания. Потому что они стали возвращаться. И Джоан с ними не справлялась.
Сначала это был Саузертон. Затем все, что было до него. Вся та жизнь. Было так странно, что тогда что-то вообще могло волновать ее. Что она могла мучиться и переживать. Что по какой-то нелепой, непонятной причине она могла отпустить Генри — не отпустить, прогнать, именно прогнать его, не имея никакой уверенности, что она сможет увидеть его снова — зачем? Почему? Как она могла? В такие моменты Джоан хваталась за стены, грязные серые стены Дельты, и начинала часто-часто дышать.
«Дыхание, Джоан, — учил ее Сагр. — Научись контролировать свое дыхание. Ты дышишь, приходишь в себя, успокаиваешься. Дыши. Ничего не говори, ничего не делай, никуда не иди. Просто дыши».
Она дышала. Вспоминала Сагра — и дышала. Вспоминала отца — и дышала. Вспоминала Генри и...
Нет. В эти моменты она все еще не могла дышать.
Джоан чувствовала, как неровный камень начинает крошиться под пальцами, как начинает кружиться голова, как перед глазами вместо реальности расцветает совершенно другой мир — тогда брала себя в руки, сжимала, сдавливала торчащие ребра и дышала, дышала, дышала. Вдох, вдох, выдох. Вдох, вдох, выдох. Вдох, вдох, вдох.
Нужно было бежать из этого города. Он тоже оказался неправильным местом, еще более неправильным, чем рыбацкая деревня. Здесь было слишком шумно, резкие запахи били в нос, люди сбивали с толку, все куда-то спешили, вечно никуда не успевали. Город вырвал Джоан из ее равнодушной летаргии. Больше не было сил делать вид, что ничего не было. И больше не было сил вспоминать все, что было. Стены Дельты могли рухнуть в конце концов, если бы она продолжила