Предложение Мола показалось Алисе одновременно: и авантюрным, и безумным, и заманчивым — в общем, захотелось и рыбку съесть, и на сокровища сесть. Сразу возникли и кое-какие опасения, хотя в целом идея Мола не выходила за рамки законности — свежо, оригинально, в духе времени, но не криминогенно.

— …Ты должна сделать это заявление, Алиса, — убеждал Мол, и в его голосе, в его темном взгляде сквозила решимость отверженного, узревшего наконец свой шанс в жизни. — Мы должны попробовать выбиться из нищеты. Я не обещаю тебе миллионов, но после этого заявления колесо фортуны может закрутиться в нашу сторону. Толстосумам нравятся загадки, тайны, как и всем, ведь жизнь без этого пресна. Толстосумы могут хорошо заплатить за мистификацию.

— Или просто посмеяться над нами, — огрызнулась Алиса.

— Пусть! — вскинулся Мол. — Ради бога! Не выгорит — плакать не станем, уверяю тебя!

Осененная неожиданным сомнением, Алиса сделала выразительный круговой жест и вопросительно посмотрела на собеседника. Понимая ее, он успокоительно заверил: — Нет-нет, бар не прослушивается, верняк, я ведь прикреплен к выставке изначально, бар декорировали при мне. — И сразу же вернулся к теме: — Пойми, впервые все связалось в выгодный узел, и ребята с телевидения готовы предоставить мне десять минут: пять минут моих россказней, пять — твое заявление — и наше дело сделано, а дальше — как хотят, пусть верят-не верят, гадают на кофейной гуще…

Постепенно склоняя Алису на свою сторону, Мол видел, что прежние силы пробуждаются в ней. Жизнь, конечно, забила, затоптала Алису, но не окончательно — видел Мол. Пока она еще способна сделать дерзкий шаг. Изобразив раздражение, Мол фыркнул презрительно: — Ну что ты, право, как баба на базаре, все мнешься?!

— Да не мнусь я! — не сдержалась и Алиса. — Как ты не поймешь: я согласна! Согласна! Но я боюсь подвести тебя! Вдруг у меня не выдержат нервы?!

— Слу-у-ушай, я что, сейф предлагаю тебе взять?! Всего-навсего рассказать по тиви красивую сказочку и посмотреть, что из этой затеи выгорит.

— Конец двадцатого века, Мол. Дураков нет. Ничего не выгорит.

— Но и к ответу за это нас не притянут: пошутили — и все тут, с нас взятки гладки. Но даже за шутку нам могут прилично отстегнуть — реклама, моя милая.

Бросив завистливый взгляд в сторону Лилии Дей: раскованна, дерзновенна, одновременно страшна как черт и хороша в своей расхристанности стерва! — Алиса решила: надо равняться на таких, как Дей, будь что будет.

— Я согласна, Мол.

— Слава те, господи. Упарился уговаривать.

Напряжение мгновенно слетело с обоих, они рассмеялись и выпили по два бокала шампанского. Стало еще мягче, уютнее.

— А как тебе пришла в голову эта фантазия? — уже поощрительно спросила Алиса.

Почувствовав легкое восхищение в ее тоне, Мол пожал плечами, откинулся в кресле и принялся рассказывать:

— Ты не представляешь, как все было обставлено с момента подготовки выставки. Вроде и просто: монтируют витрины, проводят сигнализацию и вместе с тем… Уже пробовали в зале музыку Двина — эту странную томительную “Элегию зингов”, от которой мечется душа… А потом, потом подвезли контейнеры. Когда достали Ожерелье зингов, поверишь ли, такой величественностью дохнуло на всех, все стояли как завороженные. Ощущение совершенно необычное, клянусь: чуешь, что рядом — какая-то тайна, что-то гораздо значительнее, чем мы живем, — голос Мола осел. Малая толика его возбуждения передалась и собеседнице.

От волнения Мол закурил, молча предложив сигареты спутнице. Также молча, жестом, Алиса отказалась — как-будто оба чувствовали, что сейчас нельзя произнести ни слова помимо чарующего рассказа — странное оцепенение охватило обоих. И тут еще в баре, как сюрприз для композитора и остальных посетителей, раздались томительные звуки “Элегии зингов”. Мол вздрогнул, Алиса поежилась. Между тем он продолжал хриплым голосом: — …Ночью я не мог заснуть. Лежал в полудреме, а перед глазами — дивный водопад, я и не видел таких в жизни, я ведь мало путешествовал. И сквозь этот водопад все сверкают, ослепительно так — до боли в глазах, — изирисы — а их я тоже в тот день увидел впервые.

— Сказочные камни, — прошептала Алиса.

— …И вдруг такая легкость слетела на меня, полусонного, такая беззаботность. Кому-то и не расскажешь, а расскажешь — не поймут. Веришь ли, будто и впрямь — летаю — вольно так, свободно: над этим водопадом, и сквозь его пенистые струи. Дико звучит?

— Нет-нет, продолжай, Мол. Поверь: какой-то частицей души я понимаю.

— И вот тут, в состоянии этой эйфории, поверь, наркотиков не было, это здесь ни при чем, я вообще не увлекаюсь.

— Верю.

— …И вот тут я подумал о тебе. Даже не подумал, а словно увидел. Знаешь, как на слайде: ярко так. Ты в прозрачной одежде, напоминающей тунику, на локте — браслет. Почему именно тебя увидел? Ума не приложу.

Алисе вдруг показалось, что Мол слегка “пережимает”, чтобы окончательно завербовать ее в свои сторонники, и он сразу почувствовал это, и взмолился: — Не лгу, Алиса. И не хочу уверять тебя ни в какой влюбленности. Да, когда-то, в детстве, я увлекался тобой.

— И я тоже, — подтвердила она и сразу охладила обоих: — Но то было детское, прошло безвозвратно. — Пожала плечами.

— У меня тоже прошло, — признался Мол. — И я не вспоминал. Но, видимо, когда стал невольно прокручивать в подсознании, как и что я могу поиметь от причастности к выставке, подсознание “любезно” подсказало мне единственный возможный путь: мистификацию. Нужен был верный сообщник. И тут выплыла ты.

— Из водопада, — засмеялась Алиса.

Вынув из внутреннего кармана куртки сложенный вчетверо листок, Мол торжественно вручил его Алисе: — Здесь я набросал примерное содержание твоей речуги. Поверти-покрути, прорепетируй перед зеркалом. Ближе к назначенному дню и часу я, конечно, проверю.

— Хорошо. Думаешь, произведет впечатление?

— Уверен, все ахнут.

Алиса улыбнулась.

…Если бы она знала, в какой водоворот событий ввергнет ее заявление, первоначально задуманное как невинная мистификация…

Волнение нарастало,