Парни из “Золотого гроша” бесшумно вскрыли витрину. Осторожно придерживая длинное мерцающее платье, затканное серебряной нитью, на две ступеньки поднялась Лилия Дей и с уверенностью хозяйки взяла в руки легендарное Ожерелье древних зингов — ликующе блеснули на окружающих сине-зеленые глаза изирисов. “Что за чудные камни!” — пронеслось у Мола в голове, и сейчас же, повинуясь наитию, он рванулся вперед, потому что Лилия Дей вдруг покачнулась и чуть не упала с возвышения. Благо, парни, вскрывавшие витрину, стояли рядом, и вовремя поддержали хозяйку — не то разбилась бы. Страшная бледность покрыла ее лицо. Все суетились, слышались предположения:
— Здесь душно, видимо, сердце.
— Сосудистая дистония, явный перепад давления.
Заложив под язык таблетку валидола, Лилия слабым голосом успокаивала всех: — У меня так часто бывает, нет проблем, — и просила: — Пусть фотограф “Изумруда шаха” начинает, у него всего десять минут. Алиса, приступайте к работе.
— Али-и-иса, у вас такое напряженное лицо, как будто вы на осмотре у гинеколога! Али-и-иса, на минуточку сообразите: вам выпало счастье сниматься в Ожерелье зингов, а вы не имеете на своем личике даже улыбки! — в общем, фотограф из “Изумруда шаха” и за десять минут умаялся с клиенткой так, будто пять часов кряду снимал весь кордебалет варьете.
— Да-а, — приговаривал он, — я верю, что эта дамочка прожила две тысячи лет, характерец, как у моей тещи.
К половине первого ночи все наконец завершилось: были окончены съемки, ожерелье водрузили на место, а всех участников ритуального действа — бледных, усталых, раздраженных — быстро развезли по домам на разгонных машинах.
А глубокой ночью…
9.
…А глубокой ночью участникам странной фотосъемки не спалось. В эту ночь произошли два важных разговора, и нарушителями спокойствия, конечно же, были прекрасные дамы.
Прежде чем позвонить, Алиса долго металась по квартире: принимала душ, варила кофе, потом пила его медленными, словно ритуальными, глотками — мысли путались, но воображение и память срабатывали с удивительным тщанием и яркостью. Стоит ли звонить ему? И что это даст? Возможно, лишь нарушит и его покой, но Мол не из тех, кто гоняется за спокойствием — скорее, за нездешними приключениями.
— Мол, привет! Мне срочно надо тебя видеть.
— Тем более что давно не виделись, — сонно съязвил он.
— За те десять минут… В общем, не по телефону. Мне надо тебя видеть. Подъезжай сейчас же.
— К даме?! В полночь?.. Да с удовольствием! — пошутил Мол, но по голосу чувствовалось: беспробудный сон для лентяя дороже всего на свете. И точно — он продолжил заунывным тоном: — Али-ис, будет день — будет песня.
— Я жду тебя через двадцать минут, — приказным тоном сказала Алиса. И тогда Мол ответил таким же приказом: — Приготовь кофе с ликером. Еду.
— … Понимаешь, Мол, оказывается, верно, что лишь одна тысячная человеческой памяти подключена к работе, а остальной материк памяти спит…
Слушая, Мол смотрел на собеседницу с укором. Право же, существуют нормы приличия: вместе начинали мистификацию, было по сути равное партнерство, а теперь она настолько обнаглела, что ему же — инициатору мистификации! — рассказывает байку о спящей красавице, которая пробудилась.
Между тем собеседница витийствовала все горячее, а Молу становилось все неудобнее за нее. Наконец он вперил в “рабыню фараона” ледяной взгляд и забарабанил пальцами по столу.
— Хорошо, Алис. Ты решила развернуть игру, хотя мне не совсем ясно, по какому сценарию — но это мелочи. — Алиса открыла рот возразить, но Мол крутым жестом остановил ее. — Но почему ты не хочешь прямо и честно посоветоваться со мной, выработать общий план, как мы это уже сделали на начальном этапе? Почему ты уверяешь меня, нормального современного человека, что ты де “вспомнила” ту жизнь, которую в самом деле предложил тебе я? Если ты считаешь меня кретином, тогда не стоит больше ко мне обращаться…
Горечь и досада отразились на лице собеседницы, и Алиса прошептала: — Меньше всего я хотела обидеть тебя, Мол. Ведь первым вспомнил ты…
— Да не вспомнил я! — свирепо зарычал он, вскочив и отбросив стул. — Не вспоминал я! Я все выдумал! И ты прекрасно это знаешь! Мы можем другим вешать лапшу на уши, но между собой должны быть откровенны — пойми ты это!
— А ты пойми меня, — ласково попросила Алиса. — Я, именно я теперь знаю, что твое воображение ничего не выдумало, оно просто подсказало тебе давнее-давнее прошлое, твое и мое прошлое. И когда я надела ожерелье зингов…
— Вранье! Ничего ты не вспомнила, когда надела его! Просто ты — продувная бестия — решила выжать максимум из данной ситуации — пусть, я не против; если пошла карта в руки, глупо отказываться. Я только не желаю, чтобы ты считала меня дурачком!
Увидев, что Мол закусил удила, что в нем бурлит ущемленное самолюбие, увидев, что Мола не переубедить, Алиса неожиданно для него и для себя тихо заплакала.
Окончательно разъярившись, Мол закричал:
— Слушай, ты добьешься: я сейчас уеду!
И тогда Алиса прошептала сквозь тихие всхлипывания: — Мне легче бы сейчас сдаться, сказать, что ты прав. Но тогда я бы солгала, а нам нужна правда. И правда заключается в том, что десять минут пробыв в Ожерелье зингов, я многое вспомнила. И в том прошлом, давностью в два тысячелетия, есть и твое место, Мол. Если я не ошиблась, Мол, ты был тем рабом-мастером, что изготовил оба ожерелья.
— Как — оба?! — неожиданно изумился Мол.
— Ожерелье в металле — первое, а было еще и второе ожерелье, где вместо металла — кожа, и камни изириса сверкают на коричневом фоне — еще красивее, поверь, Мол…
В комнате стало тихо. Так тихо, будто сюда вошла память о двух земных тысячелетиях… Взяв себя в руки — ведь не истерик же он в конце концов, а нормальный мужчина с нормальными реакциями! — Мол решительно, но спокойно заявил: — В общем, я должен хотя бы несколько минут подержать Ожерелье зингов в руках…
Решить довольно легко, но как претворить решение в жизнь?
10.
В это же ночное время в баре шел не менее напряженный разговор, но роли распределились иначе: женщина, а ею была Лилия Дей,