Хасан кивает. Мне становится еще тревожнее – за себя и всех нас.
– Всё, – говорит Аида. – А теперь везите меня домой.
Она откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. Хасан послушно заводит автомобиль, мы медленно и печально катимся по пустеющим улицам.
– Может быть, я действительно перегнул палку? – спрашиваю я Хасана.
Он не отвечает.
– Долго еще? – сонным голосом спрашивает Аида.
– Почти приехали.
Дождь перестал.
– Я здесь выйду, – говорит она.
– Зачем? Пара кварталов осталось.
– Затем, – огрызается она. – Прогуляюсь.
Тормозим.
– Проводить тебя? – спрашивает Горазд.
– Нет, Хасан, от тебя мне больше ничего не нужно. – Пауза. – От вашей компании я бы не отказалась, нам есть, что обсудить.
Я не сразу понимаю, что Аида обращается ко мне. Насколько я помню, в течение разговора она ни разу на меня не посмотрела.
– Что? Да? Конечно. Хорошо.
Она выходит из автомобиля, я следую за ней. Хватаю остывший кофе из подстаканника, чтобы чем-то занять руки. Прощаюсь с Хасаном. Мы шагаем по пустому, будто взлетная полоса, переулку. Аида неспешно идет на высоких каблуках, смотрит прямо перед собой. У нее греческий нос, сложная прическа и по-прежнему скверное настроение.
– Значит, зря я поднял тревогу? – спрашиваю я.
– Вовсе нет, – неожиданно отвечает она. – Вы все правильно сделали. А вдруг он на самом деле что-то знает?
– Да, но откуда?
Ей, однако, уже наскучило это обсуждать.
– Я читала “Антитезу”, – говорит Аида.
– Да? И как вам?
– Рукопись попала ко мне через третьи руки. Я даже хотела ее перекупить у вашего издателя. Но сами понимаете, “Доносчик” приоритетнее. И речи быть не может, чтобы в “Бестселлере” вышел роман призрака, который работает на нас. Журналисты обязательно все разнюхают.
Хоть она и говорит прямо, я все равно ощущаю, что она мне сочувствует. Сейчас она уже не та железная леди в подпитии, которая легко и просто поставила на место Хасана.
– Понимаю. Бизнес, ничего личного.
– Вроде того. Но на вашу симпатию я не рассчитываю. Ведь я могла бы порекомендовать роман кому-то из коллег.
Она замолчала, ожидая моей реакции.
– Пожалуй.
– Так вот, – отрезает она. – Я этого не сделаю. Потому что вдруг когда-нибудь нам удастся удачно переиздать “Антитезу”. Когда уже отгремит “Доносчик”.
Вот стерва. Ну ладно. Мы во дворе закрученной неимоверной спиралью высотки. Она походит на гирлянду или сталагмит. Я только сейчас понимаю, что мы так ничего и не успели обсудить. Поэтому абсолютно логичным выглядит, что я следую за ней. Мы заходим в стерильно чистый подъезд – и молчим. Поднимаемся в лифте – и молчим. Все это мне не нравится. Но я опасаюсь показаться невежливым. Она отпирает дверь в квартиру, закрывает ее за мной, но не включает свет. Руками оплетает мою шею, виснет на мне.
– Стоп, – говорю я.
Она тянется к моему лицу, я чувствую еще свежий перегар, отступать мне мешает запертая дверь.
– Стоп, – повторяю я, – стоп.
Пауза. Аида включает свет. Она растрепанная, румяная, красивая. Но я бы никогда не изменил Лиде. (Господи, что за бред? Это говорит человек, который за двенадцать глав упомянул свою жену в лучшем случае трижды – примечание редактора).
– Что? – спрашивает она.
– Я думал…
– Ты думал, я тебя на совещание сюда привела?
– Ну…
– Слушай, не ломай комедию. Ведь молчание – знак согласия.
Она разматывает шарф, стягивает обувь на каблуках.
– Короче, – она рассматривает ногти, богато украшенные маникюром, – я в душ, в холодильнике шампанское, спальня прямо по коридору и направо.
– А что с Гораздом делать? – тупо спрашиваю я.
– Ты достал. А что с ним делать?
– Я тебя спрашиваю.
– Всё, я ушла.
Она, оступаясь, идет в направлении ванной. Хлопает дверь, шумит вода. Длинный, словно ракетная шахта, коридор ведет к той самой спальне, куда она меня зазывала. Но у меня другие планы. Вернее, их отсутствие. Я ухожу.
Да. Конечно. Я ухожу.
Глава тринадцатая
После того, как я сдал Горазда с потрохами, подсознательно ожидаю ответной реакции. Очередного выпада, который еще больше испортит мне жизнь. Но удивительно – дела идут на лад.
Человек в трубке называет мое ФИО.
– Да, это я.
Он представляется адвокатом и “с величайшим прискорбием” сообщает, что Нина Олеговна Стеблина скончалась.
– Нина Олеговна Стеблина? – спрашиваю я.
Он не ожидал такой реакции и, видимо, подумал, что я просто не расслышал.
– Да, – говорит он, – к величайшему сожалению трагически скончалась Стеблина Нина Олеговна.
Перестановка слагаемых не дает эффекта. Я опасаюсь, что если сейчас скажу, что не знаю никакую Нину Олеговну, то его удар хватит.
– Хм, – говорю я. – Это… кто-то из моих родственников?
– Вы разве не были знакомы? – спрашивает адвокат.
– Нет.
– Да, это кто-то из ваших родственников. – Он не скрывает своего осуждения. – Если точнее, то это сестра вашей матери, Виктории Олеговны.
На заднем фоне в трубке что-то потрескивает, как будто адвокат звонит мне от походного костра.
– Я даже… и не знал…
– Сводная сестра, – уточняет адвокат. – Долго объяснять.
Но он все равно объясняет. Оказывается, мой дед сменил три семьи, а умер и вовсе в одиночестве. При этом женщины (беременные или уже родившие от него), которых он бросал, не решались сменить его фамилию, даже если заново выходили замуж. Будто ждали, что он вернется и заберет их к себе. Нина Олеговна была на десять лет старше моей мамы.
– Похороны в пятницу, – говорит адвокат.
Предчувствую неладное.
– А где живет, то есть я хочу сказать, где жила Нина Олеговна?
– Киселевск.
– Где это?
– Пустяки, сто с чем-то километров от Петербурга.
– Да, но я в Москве.
– Я знаю.
Что он знает? Чушь какая-то. Мне что теперь, переться за тридевять земель, чтобы пять минут постоять над гробом незнакомой женщины?
– Я адвокат, – напоминает он.
– И?
– Я звоню вам, чтобы сообщить, что Нина Олеговна завещала вам все свое имущество.
Час от часу не легче. Все свое имущество – это хибара на печном отоплении, которую даже не продашь? Мне такие заморочки ни к чему.
– Движимое и недвижимое, – подчеркивает он.
– Ясно, – говорю я. – А такой вопрос. Поправьте, если я ошибаюсь, но относятся ли к движимому имуществу… – Мне вдруг становится совестно. Не по-людски как-то. Пусть и седьмая вода на киселе, но это все равно чья-то жизнь.
– Деньги? – спрашивает он.
– Что?
– Вы хотели спросить, относятся ли к движимому имуществу деньги?
– Э-э… да. Извините.
– За что? Да, разумеется, относятся. А еще акции и облигации, другими словами, ценные бумаги, а также транспортные средства, музейные ценности, драгоценные металлы, сплавы и камни и проч.
Я весь обращаюсь в слух.
– Простите, но… – я сглатываю. – То, что вы перечислили…
– Так что, мы ждем вас на похоронах в среду?
– Могу я вам перезвонить? – спрашиваю я.
Он диктует номер, я кладу трубку. Бросаюсь к компьютеру. Печатаю в строке поиска: “Нина Олеговна Стеблина”. Гугл