Обмениваемся короткими рукопожатиями и расписываемся в журнале.
Оставляю темно-синюю униформу в шкафчике, надеваю несвежую рубашку, пропахшую потом, облачаюсь в помятый костюм в серую полоску, накидываю сверху бежевый непромокаемый плащ, нахлобучиваю шляпу и выхожу в коридор.
Там, на голой стене с осыпавшейся штукатуркой, висит зеркало в стальной раме. Окидываю взглядом свое отражение: из зеркала набыченно смотрит мрачный детина средних лет с переломанным носом, поскольку мы брали одного грабителя, а он оказался хорошим боксером, с густыми темными бровями и глазами цвета мокрого асфальта. В общем, гроза всех бандитов и мечта всех девушек, хмыкаю я.
Выбегаю на улицу ловить такси, а за спиной слышу телефонную трель и недовольный лай Перкинса. Судя по всему, поступил тревожный вызов. Это уже не мои проблемы.
Такси будто ждет именно меня и подкатывает к тротуару на призывный взмах рукой. Открываю дверь и сажусь на переднее сиденье рядом с водителем.
Так-так… Рожа у таксиста знакомая. Этот человек у меня проходил по одному делу и буквально висел на волоске, едва не перейдя из свидетелей в обвиняемые. Спасло его чудо, а если быть точнее, нетерпеливость генерального прокурора, которому перед выборами хотелось поскорее дотащить выигрышное дело до суда. В итоге оно развалилось как карточный домик.
Таксист тоже узнал меня.
— Доброе утро, лейтенант!
— Для кого как. На мой взгляд, хреновей некуда, — говорю я, хотя еще ничего не знаю. Просто интуиция, выработанная годами службы, подсказывает самый очевидный вариант.
— Куда едем?
— В городской общественный парк.
— Не рановато для прогулок? — ехидничает шофер.
— Самое время дать тебе по зубам, если не заткнешься.
Таксист благоразумно следует совету и больше не отвлекает расспросами.
Поездка по пустым улицам просыпающегося города — одно удовольствие. Ни пробок, ни вечно спешащих пешеходов, пересекающих дороги где хотят и не смотрящих по сторонам.
Машина останавливается.
— Сколько с меня?
— Нисколько. Вы у меня сегодня юбилейный первый клиент, — криво улыбается таксист.
Хлопаю его по плечу:
— Умник! Далеко пойдешь, если не грохнут.
Иду к большой арке ворот и всей спиной ощущаю неприязненный взгляд.
К пруду ведет посыпанная мелким красным гравием дорожка. Солнце потихоньку поднимается, вырисовывая абрисы луж, образовавшихся после ночного дождя. Камешки тихо хрустят под подошвами башмаков.
Вижу шефа уже издалека. Он топчется у беседки. Вид у него еще тот — хмурый, под стать утру. В руках длинный зонтик с причудливо изогнутой ручкой.
Здороваюсь, но шеф в ответ только кивает. Вижу, ему крайне тяжело выдавливать слова, явно вчера перебрал спиртного. Теперь голова болит, во рту кошки нагадили… Симптомы знакомые.
— В чем дело, шеф? Что за секретность?
— Подожди, — с раздражением говорит он.
Шефу неуютно, он бы предпочел досыпать десятый сон в теплой постельке. Однако что-то ведь заставило его сорваться сюда?
Причина выясняется быстро: по беговой дорожке семенит поджарый мужчина в спортивном костюме. На первый взгляд — обычный любитель нынче модного утреннего бега, но «спортсмен» вдруг резко меняет курс и останавливается возле беседки.
Мужчина выбрасывает вперед ладошку:
— Привет, Том!
Шеф отвечает на рукопожатие и поворачивается в мою сторону:
— Знакомься, это Рик Дональд. Парень, о котором я говорил.
— Лейтенант Дональд, — на всякий случай добавляю я, но «спортсмен» пропускает замечание мимо ушей.
— Привет, Рик! Я Джеймс Корнблат. Возможно, тебе доводилось слышать мою фамилию.
— «Бытовая техника и механизмы Корнблата»? У моей домохозяйки весь подвал заставлен вашими стиральными машинами.
— Выходит, мы заочно знакомы, — улыбается бегун, но я не разделил его оптимизма. Видно, что улыбка натянутая. К тому же Корнблата что-то гложет, у него озабоченное лицо и крайне растерянный вид, который не спасет никакая мина.
— Этому парню можешь доверять как самому себе. Он лучший, — хвалит шеф.
У меня от такого комплимента аж зубы сводит. Я отворачиваюсь, будто бы от смущения. Сдается, меня хотят втравить во что-то неприятное. Подобное с подачи шефа случалось неоднократно. Эмоции же лучше держать при себе. Работа у меня хреновая, но все равно работа. В наше непростое время нужно держаться за то, что имеешь. Потерять легче, чем найти.
Корнблат недоверчиво разглядывает меня. С высоты его полета я кажусь мелкой букашкой, каким-нибудь уборщиком мусора или чистильщиком обуви. Мужика все же крепко прижало, поскольку он решается заговорить:
— Рик, приношу извинения, что тебе пришлось тащиться сюда в столь ранний час.
— Не надо извиняться. Рик — парень привычный, — бросает шеф.
— Ничего страшного. Моя служба, — подтверждаю я, хоть и не вижу пока никакой связи. — Однако место и впрямь странноватое.
— Поймите меня правильно, — бубнит Корнблат. — У меня не осталось выбора. Дело весьма щепетильное, и чем меньше о нем знают, тем лучше. Особенно если речь идет о газетчиках. У них, знаете, нюх…
Мы с шефом киваем синхронно, будто всю жизнь репетировали. У полиции журналистская братия в печенках сидит. Пока правительство играет в демократию, нам от газетчиков буквально продыха нет.
— Здесь я бываю каждое утро. Бегаю трусцой. Врач посоветовал, — продолжает Корнблат.
— Короче, никто не удивится, увидев вас тут, — резюмирую я.
Зато шеф фыркает. Уж его-то на пробежку клещами не вытащишь. В парк тоже. Другое дело, что газетчики редко садятся шефу на хвост. Он обычно подъезжает к шапочному разбору.
— Да, — невесело смеется Корнблат. — Можно сказать, я тут вроде фона. Успел примелькаться.
— Так в чем, собственно, проблема? — подталкиваю я.
— В моей жене. Позавчера вечером она ушла на благотворительный бал и до сих пор не вернулась.
Я улыбаюсь: если благоверная загуляла, это еще не повод беспокоить полицию. Корнблат не первый муж, которому дражайшая половина навесила кустистые рога. Стоит большого труда не высказать такое вслух, однако «спортсмен» будто читает мои мысли.
— Подумали об адюльтере? — грустно спрашивает он.
Пожимаю плечами:
— Всякое возможно. Знаете, за службу я разного насмотрелся.
— Если б это был банальный адюльтер, я бы успокоился и даже перекрестился, — сердится Корнблат. — Боюсь, супруга действительно вляпалась во что-то крайне неприятное. Мне бы очень хотелось, чтобы вы ее нашли, прежде чем об этом пронюхает пресса.
— Живой или мертвой? — мрачно вопрошаю я.
— Упаси бог! — вздрагивает Корнблат. — Я хочу ее видеть целой и невредимой.
— Я тоже, — киваю я. — Не люблю покойников, пусть это и самые безобидные существа на свете. И все же… что заставило вас предположить, будто с супругой произошло неприятное?
Корнблат потупил взор:
— Прошу понять меня правильно: жена моложе меня в три раза. Фактически она еще девчонка, на которую рано свалилось мое богатство и положение в обществе. Вокруг миллион соблазнов. Я понимаю, столь серьезная разница в возрасте чревата осложнениями, и потому подстраховался.
— Каким образом? — заинтересованно спросил я.
— Повел себя так, как ведет безумно влюбленный, а поэтому способный на любую глупость человек: тайком повесил на жену магический маячок, сообщающий мне, где она находится.
— Это в общем-то противозаконно, — заметил я, но шеф меня перебил:
— Сынок, закон здесь