Эдуард не прерывал его, понимая, что они добрались до самого важного.
— Старик сказал, что умирает, но обещал, что на смену ему придёт особый человек. Что он будет не просто мухтади, а муаз’аммаль, говорящий из говорящих. Тот, которому суждено спасти людей в надвигающейся тьме.
Эдуард тут же вспомнил страшное предостережение мёртвого отца. Тот тоже говорил про отчаянное бедствие, ожидающее всех в скором будущем.
— Что же это за беда, которая постигнет нас? — спросил Эдуард, но К’Халим лишь отрицательно покачал головой:
— Этого он не сказал. По правде говоря, я надеялся, что ты расскажешь мне об этом.
— Я? — удивился Эдуард, и его тут же пронзила догадка. — Стой, не хочешь ли ты…
— Он сказал, что однажды я встречу человека с запада и он будет мухтади, как ты.
— Но я не первый человек, который пришёл к вам с запада, — предположил Эдуард, опасаясь того, к чему вёл этот разговор, — и, уж тем более, не последний.
— Он сказал, что лик этого человека будет помечен печатью боли.
Помимо своей воли Эдуард тронул бледный рубец, перечеркнувший лицо. Но этого всё ещё было недостаточно. Много у кого сегодня были шрамы. Войны, тяжкий труд и дикие звери позаботились об этом.
— Наконец, он сказал мне, что с ним будет спутник. Двуликий казуб, лжец, что служит двум господам.
— Ярви? — удивился Эдуард. — Вы поэтому подрались с ним?
К'Халим кивнул.
— Я не верю ему, мухтади, — признался пустынник. — Он не тот, за кого себя выдаёт. Его клинок поведал мне об этом.
— Ты прав лишь в одном, К’Халим, — твёрдо сказал Эдуард. — В том, что ты можешь ошибиться. Ярви много раз спасал мне жизнь. Да, он вор и разбойник, даже убийца, но я доверяю ему во всём.
— Я не сказал тебе самого главного, мухтади, — признался кочевник, посмотрев на древние доспехи странным взглядом. — Я тогда и сам не понял его слов. Их смысл открылся мне лишь тогда, когда я увидел тебя меж светом и тенью. Старик сказал мне, что придёт время, и муаз’аммаль станет чёрен и холоден, как сама ночь. Именно так я узнал тебя. Ты — Эдуард Колдридж, сын мёртвого владыки. Ты — мухтади, тот, что следует верным путём. Ты — муаз’аммаль, человек, которому суждено спасти всех нас.
Безумные слова! Эдуард не хотел верить им. Ему хватало своего груза ответственности, своей разрушенной судьбы и разбитых надежд. Спасти всех? От чего? Когда? Зачем? Много лет назад какой–то старик решил сыграть в пророка, предсказав его судьбу. Это просто совпадение. Почему он должен верить в это, как верил, похоже, сам К’Халим?
Да, именно такие мысли одолевали Эдуарда, но у них была и оборотная сторона. Его сны, его видения. Они никуда не делись. Приходилось признать, что он действительно обладал неким даром. Даром, который сам он считал сумасшествием. Да и дар ли это был? Сам Эдуард чаще считал его проклятием.
Но колдун действительно обладал силой, позволяющей ему знать вещи, которых он попросту не мог знать. Это ли было могуществом «тёмного»? К чему он прислушивался во время их встречи? Кто нашёптывал ему на ухо? Слышал ли он те самые голоса, что часто терзали самого Эдуарда по ночам?
Наконец безжалостный внутренний голос намекнул юноше, что тот может попросту использовать это суеверие. Он собирался напомнить пустынным вождям о тех соглашениях, которые они некогда заключали с его отцом, обещаниях, которые так и не выполнили. Пустынники охотнее пойдут за муаз’аммалем, чем за наследником свергнутого и казнённого графа.
Он не успел додумать эту мысль. Снаружи послышались окрики и звон оружия. В юрту ворвался человек, одна рука которого лежала на эфесе кривого меча, а другая сжимала свиток пергамента из верблюжьей кожи.
К’Халим поднялся на ноги, но не обнажил оружия.
Незнакомец не удостоил его вниманием, сразу посмотрев на Эдуарда.
Богатая одежда, расшитая бисером, и короткие седые волосы. Годы и палящее солнце сделали его кожу похожей на мятую бумагу. Несмотря на почтенный возраст, он всё ещё был крепок и силён.
Выражение лица пришельца не сулило Эдуарду ничего хорошего.
— Почтенный О'Кейл, — поприветствовал К'Халим незнакомца на языке королевства, — мы приветствуем тебя. Раздели с нами пищу и очаг.
Старик проигнорировал его. Вместо этого он бросил пергамент к ногам Эдуарда.
— Ты думаешь, что можешь такое, малец? — Его акцент оказался гораздо меньшим, чем у К'Халима. — Что заставило тебя поверить в то, что ты вправе это делать? Вот так просто взять и созвать племенной хурал? По какому праву?
— По праву крови, — уверенно ответил Эдуард. — Я — Эдуард Колдридж, сын и наследник Натаниэля Колдриджа, истинного правителя Простора. И я собираюсь напомнить вам о вашем обещании. Напомнить о слове, которое вы не сдержали, обрекая отца на гибель.
Даже сквозь смуглую кожу Эдуард увидел, как к лицу О’Кейла прилила кровь.
— Как смеешь ты обвинять нас, щенок? Думаешь, что я не вижу твоих помыслов? Тебе не удастся стать новой Дюжиной! Не удастся ввязать мой народ в войну!
— Это решать не тебе, О'Кейл, — твёрдо ответил Эдуард. — Это решать великому хуралу.
— Но ты не сможешь говорить на нём. — Выхватив меч, старик вонзил его в песок. — Эдуард Колдридж, я объявляю тебе шай’хир! Мы будем драться на закате.
Резко развернувшись, О’Кейл вышел из юрты, чуть не столкнувшись на входе с Ярви.
— Что это было? — поинтересовался вор, посмотрев на Эдуарда.
— О'Кейл Саг, — гордо ответил К’Халим, обращаясь скорее к Эдуарду, чем к его спутнику, которому он всё ещё не доверял, — наиб нашего племени и… мой отец.
Глава четвёртая
Поединок
Шай'хир (Shai K`hir) — смертельный поединок, практикуемый в племенах Сыпучего моря. Причины могут быть различны. Победитель несёт ответ за судьбы зависимых членов семьи побеждённого.
Братья Вико. «Дети песка»
— Я же могу отказаться!
Опускающееся к горизонту закатное солнце становилось всё краснее. Светило словно предвкушало кровь, которая должна была сегодня пролиться под его лучами.
— Нет, не можешь, — ответил К'Халим, и Эдуард никак не мог понять, что за чувства владеют сейчас этим человеком. — Он объявил шай’хир, право обнажённого меча. Один из вас умрёт сегодня.
— Как ты можешь говорить об этом так спокойно? — воскликнул Эдуард, теряя самообладание. — Проклятье, ведь это твой отец!
— А ты — муаз’аммаль, — ответил пустынник. — Ваши судьбы едины.
— Но что, если ты ошибаешься?
— Тогда мой отец убьёт тебя до того, как ночь опустится на пустыню.
— Эти люди чтут силу и храбрость, — встрял в их разговор Ярви.
Устроившись у очага, вор ужинал пшеничной лепёшкой и верблюжатиной, жаренной на углях. Эдуард так и не спросил его, где он пропадал