«Согласно статистическим данным, в Китае от удара молний ежегодно гибнет около тысячи человек. Общий ущерб от гроз достигает 143 миллионов долларов США в год…»

Когда люди оправились после томительной ночи, им открылся вид квартала, облепленного грязью до козырьков второго этажа. В этой грязи валялось разное.

Несколько дамских сумочек, а среди них, как султан в гареме, огромный желтый чемодан с вывернутыми наружу колесиками. Раньше они красовались на витрине галантерейной лавки. Кучи битого стекла, цветочные горшки с измятыми растениями, детские игрушки, большущая, в рост человека, плюшевая лошадь. И еще несколько фигур ростом с человека. Разум отказывался принять их за то, чем они являлись на самом деле.

– Ну наконец-то! Куча чиновников, что набивали карманы и экономили на постройке новых плотин, отправятся за решетку! – воскликнул кто-то из присутствующих в квартире Дожа.

– Все свалят на стихийное бедствие и глобальное потепление, вот и не будет виновных! – тут же возразил другой.

– Ужас! Ужас! – Какая-то женщина в темном строгом платье молитвенно сложила руки на груди и пятилась от окна, повторяя, как заведенная, одно и то же. – Ужас! Ужас!

Потом к ним присоединилась еще одна группа людей. Те, кто оставался на лестничной площадке.

– Там мертвецы, – сообщила молодая веснушчатая девчушка с дрожью в голосе. – И дверь в подъезд не открывается.

Ее ухажер, юноша, немногим старше двадцати, тоже дрожал. Но больше от холода, потому что набросил свою куртку на плечи девушки.

Дож грудью лег на подоконник и смог разглядеть, что с другой стороны дверь в подъезд загорожена каким-то комодом.

Воздух оказался насыщен озоном и специфическим речным или озерным запахом. Так пахнут водоросли из аквариума. Это было еще объяснимо, водяной поток из водохранилища, грязь и песок, смытый слой почвы, но вот озон…

– Нужно быстрее выбираться, пока опять не началась гроза, – высказался высокий мужчина, опирающийся на тяжелую инкрустированную трость.

Дож узнал его. Мужчина являлся певцом оперы и трость носил исключительно ради причисления себя к богеме.

– Синьор Валентино! Обратите внимание если не на меня, то хотя бы на небо. Я не вижу никаких туч.

– Вчера начиналось так же, – парировал певец, постукивая тростью по краю подоконника. – Гроза будет. И гроза сильная. Запах озона это неспроста.

Ну вот, огорчился Дож, в такой неподходящий момент синьор Баритон решил, что он на сцене. Сейчас, ради привлечения внимания к собственной персоне, начнет сеять панику.

– Отойдите, пожалуйста, от окна. Все отойдите! – Дож смахнул трость с подоконника и опустил шторы.

Запахи исчезли. Все сразу изменилось, будто по волшебству. Ну, была гроза. Ну, смыло плотину. А сейчас новое утро, новый день и солнце играет лучами. Можно даже пытаться не замечать, что это там валяется в грязи. Чемодан, цветочные горшки, плюшевая лошадь и еще что-то. Ростом как раз с человека.

– У кого-нибудь есть спички или хотя бы зажигалка? – обратился ко всем хозяин квартиры. – Попробую разжечь примус, можно будет выпить по чашке кофе. Буду благодарен, если кто-то мне поможет…

Помогать вызвалась миловидная синьора лет сорока, в джинсах и ярко-красном джемпере.

– Поищите на кухне чашки, а я заменю батарейки в приемнике, послушаем новости «Долины Блюза». Может быть, Клара разузнала всякие подробности… Это чтобы… – он запнулся, и лицо его сделалось пунцовым, – ну, мало ли…

Три женщины и мужчина, что пророчил тюремное заключение для чиновников, отправились на кухню. Это было непривычно – вот так вот, по-обыденному, заниматься завтраком, зная, что на улице лежат трупы. Словно сработавшая защита сознания не позволяла полностью принять этот факт. Вскоре из кухни донесся звон столовых приборов, стук шкафчиков и радостное восклицание:

– У вас тут пять хлебцов! Как у Иисуса.

Монашеского вида особа, что говорила «ужас! ужас!», перекрестилась. А молодая пара, юноша и девушка в веснушках, наоборот, рассмеялись. Может быть, немного нервно, но все-таки это был смех.

Батарейки нашлись быстро, но радио молчало. Дож стал менять настройку, и наконец в динамике раздался голос ведущей, осипший, хотя и с некоторым запасом задора:

«Я изменила волну вещания. Хочется верить, Департамент по использованию радиочастот не станет меня штрафовать. А если станет, очень надеюсь, слушатели скинутся по десятке, тогда хватит и на штраф, и на новый мопед. Коллеги с других каналов по-прежнему молчат. Наверное, сильно потратились на приобретение лицензии и установку кучи антенн по всему городу, чтобы забить конкурентов, и у них просто не осталось средств на дизель-генератор. Так что мы теперь квиты. Мой генератор, их частота. Широкая полоса вещания, чтобы услышало побольше народа. Глядишь, и продержимся, пока не появятся другие голоса. Например, я лично не против услышать столицу. Эй, Рим! Ау! Нет, не слышат. Вообще-то на ультракоротких волнах не слишком докричишься до Рима. Ну, что? Я начинаю! Вы не против? Новости, что станут известны о грозе и ее последствиях, я стану выдавать в эфир короткими порциями. Горькое лекарство нужно пить с ложечки, правда? Пока я буду готовить очередную ложечку, послушайте „Лив ин Блюз“. Эта голландская группа начала свою жизнь в шестьдесят седьмом и продержалась до конца семидесятых. Не уверена, что это то, что нам сейчас нужно, но, честно говоря, так хочется спать, что я уже просто не в состоянии хорошо соображать. Буду ставить все, что попадется под руку. А моему сменщику должно быть стыдно, что он не доплыл, не дополз, не долетел до радиостанции. Но я не сдамся, потому что мне кажется, пока заново не включились телефоны, телевизоры и даже холодильники, я должна оставаться на посту, в студии. Итак…»

Дож отключил приемник. Уже тогда что-то подсказало ему, – нужно экономить батарейки.

Тем не менее комната ожила.

– Она всю ночь, что ли, вот так тараторила? Не представляю, как можно жить с радиоведущей!

– Клара не замужем. Три раза объявляла конкурс на звание жениха!

– Никто не клюнул?

– Почему же, были кандидаты, пытались… Но у них плохо получалось. Заставила их читать скороговорки и расспрашивала о литературе…

– Ого!

– Чего взъелись? Не ругается, глупостей не говорит, да и шутки у нее вполне… Эх, черт! Почему я не слышал про эти конкурсы?

Сами того не замечая, люди, увлеченные голосом диджея, тоже начали шутить, и улыбки, пусть робкие, пусть вполсилы, разглаживали на лицах напряженные морщины. Потом Дож снова включил приемник.

«…наверное, зря, – фраза начиналась с середины. К счастью, пропущено оказалось немного. – Но вот вопрос, – говорила Клара, – могла ли я предположить, что дела окажутся настолько плохи? Такой обстановки Сабурро не видел, пожалуй, со времен бомбардировки в сорок четвертом, когда целый воздушный флот, как рассказывала моя прабабка, непонятно зачем разбомбил городскую птицеферму и общественную баню. В тот день по улицам бегали куры и голые девки, потому что был женский день…»

Профессионально-мажорный тон Клары уже никого не вводил