— Отлично, — говорить нормально медведистый хирдер, судя по всему, просто не умел, зато улыбался широко, выставляя на обозрение крупные гнилые зубы. — Бросай свой колун и иди к столу. Судя по вытянувшейся роже, ты голоден. А у нас тут похлебка из бараньей требухи с бобами.
Олен кивнул, осторожно поставил топор к стенке. Удержался от того, чтобы броситься к столу бегом, медленно подошел, сел на край одной из лавок.
— Вот тебе, — проговорил командир разъезда, и перед Оленом появилась миска с бурой жижей, из которой торчала деревянная ложка с обкусанной ручкой. — Пива нальешь сам, в любую кружку. Для сна занимай лежанку около входа. Отхожее место в сарае у самых ворот. Больше никуда не ходи. Понял?
Олен кивнул — говорить не мог, от голода сводило челюсти. Взялся за ложку и принялся торопливо черпать восхитительно густую, наваристую похлебку. На зубах заскрипели волоконца мяса.
— Где вы нашли такого голодного? — спросил кто-то из дружинников, раздались смешки.
— Об этом — ни слова. Дело барона! — отрезал командир разъезда, и хирдеры послушно замолчали.
Миска показала дно, к этому моменту в животе у Олена стало тяжело и горячо, а по телу расползлась истома.
— Иди, ложись, — буркнул медведистый хирдер, — а то заснешь прямо тут!
Олен кивнул, с трудом оторвал себя от лавки. Хлопая слипающимися глазами и зевая, добрался до лежанки у двери. Сил едва хватило на то, чтобы стащить сапоги, после этого шлепнулся на заскрипевшие доски.
Глаза закрылись, но сон не пришел сразу. Вместо него явились мысли о том, что куда приятнее было лежать на полатях в родном доме. Вспомнились отец и мать, мягкий свет лучины, шипение падающих в лохань угольков. Нестерпимо захотелось вернуться туда, чтобы все оставалось по-прежнему, как вчера, позавчера, месяц или год назад.
Но в этот раз Олен удержался, задавил в себе горе. Подумал, что прошлого не вернуть, стонами и соплями ничего не изменишь, что только уверенность и спокойствие помогут выжить и отомстить. А потом усталость взяла свое, и он уснул, провалился в темную яму.
С высоты птичьего полета город напоминал пятно грязи, пересеченное лентой голубого шелка — рекой. Там, где она впадала в море — отрез иссиня-зеленой ткани, лежало утыканное шпеньками золотое колечко. В его центре сверкал столбик могучей башни, сложенной, как и стены кольца, из оборита. Этот камень, добываемый только гномами Льдистых гор, никогда не теряет блеска и прочности, а стоит немногим дешевле золота.
Но правители Солнечной империи, возведшие Золотой замок, могли позволить себе такие траты. Было это правда, в глубокой древности, когда империя объединяла всех людей Алиона.
Ее слава осталась в далеком прошлом, но город, великолепный Безарион, и его Золотой замок уцелели. Почти два десятилетия назад их хозяином стал бывший советник последнего императора, Харугот из Лексгольма, один из сильнейших магов людей.
У него хватило сил, чтобы привести к покорности вечно недовольный город и подчинить себе земли вверх по Дейну. Он объявил себя консулом, ввел новые законы и вверг государство в бессмысленные и кровопролитные войны, окончившиеся всего несколько лет назад.
О правителе ходило много темных слухов, так что последний нищий Безариона знал, что вечера Харугот проводит в глубоких подземельях Золотого замка. Болтали о том, что там всегда находится множество людей, закованных в цепи, висящих на дыбах или корчащихся от боли на пыточных столах. Если верить байкам, в подвалах под главной башней царила тьма, нарушаемая лишь алым сиянием факелов, властвовали крики боли и ужаса, запахи пота, крови и испражнений.
И слухи, что удивительно, в данном случае не врали.
Сегодня консул, высокий и широкоплечий, сидел в удобном кресле из черного дуба, установленном в главной пыточной. Блики от горящих на стенах факелов ползали по гладкому и смуглому, точно из бронзы отлитому лицу правителя. В темных глазах виднелись алые искры, мягко серебрилась седина в волосах и клиновидной бородке, поблескивало шитье на флотере из пунцового бархата.
— Этот готов, мессен, — палач, огромный и потный, в шароварах и заляпанном кровью фартуке, вылил очередное ведро воды на распростертый у стены кусок окровавленной плоти.
При некотором усилии в нем можно было узнать человека.
— Ты уверен? — спросил Харугот.
— Да, мессен. До завтра не очухается.
— Хорошо, давай следующего. Кто у нас там, во имя Великой Бездны?
— Опасный бунтовщик, — подсказал из угла сидящий за низким столиком писец, седой и сутулый, — пел на улицах срамные песни о величии древних императоров.
Двое помощников палача ухватили окровавленное тело, поволокли его к чернеющему в стене проему. Консул проводил их взглядом и в этот момент висящий на его груди овальный медальон из серебра издал негромкое жужжание и засветился янтарным сиянием.
Украшающая безделушку по ободу цепочка символов Истинного Алфавита сказала бы знающему магу, что перед ним парный талисман, предназначенный для разговоров на большом расстоянии.
Писец отвернулся к стене, палачи замерли, уставившись в пол, а Харугот взял медальон правой рукой, на которой не хватало безымянного пальца, поднес к лицу и сказал:
— Слушаю тебя.
— Мы потеряли след, — донесшийся из талисмана голос дрожал от страха.
— То есть как? — угол рта на бесстрастном лице консула дернулся. — Ты понимаешь, что говоришь?
— Да, мессен. След крови поблек и рассеялся.
Осмелившийся подкрасться к Харуготу вплотную и заглянуть ему через плечо увидел бы внутри медальона, в обрамлении ободка из серебра лицо мужчины в черном округлом шлеме. Разглядел бы страх в глазах, длинный прямой нос и уродливый шрам, идущий от виска к углу челюсти.
— Интересно, — консул потер подбородок. — Но вы хотя бы взяли обычный след?
— Да.
— Тогда идите по нему. След крови держи активным. Рано или поздно он засветится. Может быть, вы просто попали в район, отмеченный магической аномалией. Ты все понял?
— Да, мессен.
— Вот и хорошо. Найдите щенка и убейте на месте. Поганая кровь должна быть истреблена до конца, — Харугот опустил переставший светиться медальон, и уголок его рта приподнялся, обнажив хищную, волчью усмешку. — Ну что, продолжим?
Писец отвернулся от стены и угодливо улыбнулся, а палачи торопливо задвигались.
Глава 2. Вечный лес.
Олен проснулся от резкой боли пониже пупка и в первое мгновение не понял, где находится. Прижал руки к животу и подумал, что если срочно не избавится от лишней тяжести, то просто лопнет. Судя по всему, с голодухи обожрался хирдерской похлебки.
Стараясь не шуметь, спустил ноги с лежанки, нащупал сапоги. Натянул их и, держась руками за стенку, пробрался к двери. Душная, наполненная многоголосым храпом тьма осталась за спиной, глоток свежего, наполненного влагой воздуха отозвался мурашками по телу.
Вверху светили звезды, а двор замка заполнял густой белый туман. Из него черным монолитом торчала главная башня, алым оком светилось единственное окошко рядом с ее верхушкой.
Олен поспешно шмыгнул к отхожему