Удгерф посмотрел на отца. Тот был явно доволен собой, беспрестанно пил, с потрясающей быстротой уничтожал целые блюда, много болтал.
— За здоровье молодого принца! — говорящий привстал.
Он едва держался на ногах, нелепо размахивая наполненной до краев чашей так, что пузырчатая пена лезла через край.
Паскаяк средних лет с красивой пепельной шевелюрой, сидевший рядом с принцем, укоризненно покачал головой:
— Надрались ребята.
Это был Хинек, знаменитый герой. Раньше он учил принца владению оружием.
Погруженный в свои мысли, наследник не обращал внимания на пирующих.
"Для чего все это? Неужели отец действительно надеется, что, женившись, он, Удгерф, станет вязать вместе с женой шерстяные чулочки будущему сыну?"
— Бред! — едва слышное слово сорвалось с разжавшихся губ Удгерфа.
— И впрямь бред, ваше высочество. Как есть.
Наследник с благодарностью посмотрел в широкое открытое лицо учителя, вздохнул.
За двадцать лет, Хинек научился понимать Удгерфа с полуслова, по одному взгляду. Он даже знал даже о том, что хочется наследнику, когда тот сам не подозревал об этом.
— Выйдем?
— Пожалуй.
Хинек осторожно приподнялся из-за стола, и, четко обозначившись под простой холщовой рубахой, свинцом налились его могучие мышцы.
Удгерф наклонился к отцу:
— Я отойду, руководи пиром.
Ульриг удивленно выпучился — пьяный он иногда не разбирал слов:
— Руководи миром? Да ты в своем ли уме, сынок? Это тебе Урдаган наговорил? Знаю я его! Забивает тебе голову всякой дурью!
Удгерф привстал.
— Нет, нет, погоди. Что он наговорил тебе про мир?
— Ничего он не говорил.
— Не доверяешь? Слушаешь всяких сумасбродов, а мне не доверяешь? Мне, родному отцу! Эй, вы слышали? Молодежь! Эх, дожили?! — король бухнул кулаком по столу. — Не доверяешь, да?
— Пусти.
— Нет, не пущу! Не доверяешь? Посмотри мне в глаза. Ты морду-то не вороти, собачий сын.
Удгерф взглянул в маленькие, заплывшие гневной, мутноватой слезой глаза отца:
— Проспись.
— Простить? Не прощу, хоть тресни.
— Тресну.
— Ну, тресни! Прямо сейчас! — Ульриг разинул пасть, громко захохотал, очевидно представив, как лопается его сын.
Слабый, но точный удар заткнул ему рот.
— Пошли, — Удгерф повернулся к Хинеку.
Учитель сдержанно улыбался: этому удару он научил принца давно — действовало безотказно.
Они удалились под смех раззадоренных стычкой паскаяков и невнятное бормотание Ульрига. Король ещё долго сидел насупившись:
— Вот вырастил себе на голову. Эдак всю башку расколотит.
***
Удгерф вышел из дворца. После спертого воздуха зала на улице дышалось легко и свободно. Прохладный ветерок колыхал скупую листву северных деревьев, прячась в мохнатых седых облаках, ползущих по небу. Солнце клонилось к западу.
— К сестрам? — хитро прищурившись, принц подтолкнул воспитателя.
— К сестрам, — Хинек улыбнулся не то довольно, не то грустно.
Остаток дня и ночь они провели в сомнительном заведении "Золотая Чара", в народе называвшемся просто "У сестер", где Удгерф, так и не найдя ответа на мучавшие его вопросы, напился до полусмерти, и, шатаясь, подхватив какую-то размалеванную паскаячку, удалился в приготовленную для него комнату. Хинек дежурил у двери, оберегая наследника до тех пор, пока утром не пришли солдаты и не уволокли принца во дворец…
***
Посол Антимагюра Элвюр с ужасом наблюдал за необузданным вахспандским весельем: "И это королевский двор! А как же этикет?"
Молниеносный удар Удгерфа пришелся прямо в челюсть Ульригу Третьему.
— Видал, как он ему наддал! Вот будет король, так король! — грязный, потный паскаяк обнял Элвюра, сжав в тесных объятиях.
— Позвольте, позвольте, милейший! — антимагюрец делал тщетные попытки высвободиться.
— Да пошел ты, — обиженный в лучших чувствах, паскаяк отшвырнул посла.
Элвюр ткнулся лицом в мохнатый жесткий локоть правого соседа. Тот был почище и поспокойнее. Чрезвычайно широкий, в плечах у него укладывался целый человеческий рост, он молча поглощал подносимые блюда, давя всех тяжелым, почти осязаемым взглядом. Его длинные, тронутые сединой усы спускались на стол, мелкие крошки роились в густой растрепанной бороде.
В бешенстве Элвюр не обратил на исполина внимания:
— Я буду требовать извинений! Свинья! — изящным движением он сдернул с руки замшевую перчатку и швырнул её в морду левому соседу.
— Эй ты, слабак! — грубая лапа прижала посла к столу.
— Это оскорбление должностного лица и гражданина Антимагюра! Это война! — голос придушенного Элвюра звучал глухо.
— Что молвишь? — спокойный паскаяк справа повернулся к человеку, лавка натужно застонала.
Левый, то ли удовлетворившись, то ли отступив перед широкоплечим, отпустил антимагюрца и уткнулся в кружку.
Грациозно стряхивая с раскрасневшегося лица прилипшие крошки, Элвюр обратился к неожиданному спасителю:
— Милейший, послушайте, вы, как я вижу, единственный порядочный господин на этом… — антимагюрец замялся, — на этом сборище.
— Положим.
— Как же это так? Какой-то голодранец хватает меня за шиворот, трясет! Меня! Я же посол… представитель иностранной державы! Они забыли о том, что это значит. Но я им припомню!
— Положим.
— Будет война! Граф Роксуф непременно потребует объяснений, ведь я его фаворит.
— Положим.
— Да что вы все со своим "положим"? — Элвюр остыл и лишь теперь вгляделся в своего сурового соседа.
Жирные волосы, гребнем зачесанные назад, широкий львиный нос, оттопыренные губы, голова без шеи, сразу переходящая в плечи — все делало его похожим на утес, каким-то чудом попавший на "сборище".
— Простите… — начал было Элвюр.
— Прощаю.
— Нет, я не то… Простите, вы кем будете?
— Разумным.
— Позвольте? — удивился посол.
— Позволяю.
— Нет, минуточку, как прикажете вас понимать?
— Когда я приказываю, все повинуются, но сейчас я не даю никаких распоряжений. Можете отдыхать.
— Да вы в своем ли уме?
— Я же сказал, что я Разумный.
— Нет… то есть да. Я не хотел ставить под сомнение ваши интеллектуальные способности. Но…
— Сомнение — друг тупости. Разумный не сомневается. Он знает.
— Тупости? Я? Тупости? Я посол Антимагюра, гражданин сильнейшего восточного государства!
— Даже сильное государство не в состоянии отвечать за каждого своего жителя.
— Что?
— Положим, Антимагюр силен, но это не относится ко всем антимагюрцам, — паскаяк покосился на щуплого посла.
— На кого вы намекаете? На меня?
— Положим.
— Ваша прогнившая, погрязшая в разврате странишка не сравнится с Антимагюром! — Элвюр все более распалялся.
— Положим, но вспомните Хал-мо-Готренскую битву.
— Это случайность!
— Положим. Только случайности закономерны, а происходят они оттого, что Антимагюр держится на слизняках.
— Слизняках?!
Широкоплечий согласно кивнул, и длинные усы, взметнувшись в такт движению, упали в жирную тарелку.
— Вы и меня склонны называть слизняком?
— Не только склонен, но и назову, ибо слизняк ты и есть!
— Дикость! Примитивизм! Духовное обнищание! — Посол вскочил с места. — Варвары!
— Положим, но не слизняки, — Широкоплечий захохотал, оборвав разговор.
— Ваше величество, ваше величество! — Элвюр кинулся к Ульригу. — Заступитесь! Я посол!
Король скосил на человека масленые глазки, но крик Элвюра потонул в бубнящем гуле паскаячьих голосов, и Ульриг, имея склонность к невосприимчивости слов, недопонял и на этот раз:
— Рассол? Какой рассол?
— Посол!
— А, спасибо, господин посол за предложенный рассол. —