Ответа не последовало, но с центрального массивного и колючего тела растения смотрели человеческие глаза. Женские, живые и наполненные ужасом.
– Впрочем, мы не сможем с вами общаться вербально. – Гость медленно двинулся к углу кабинета, где в широкой кадке росла здоровенная пальма. – Но вы можете думать и мысленно задавать мне вопросы. Я вам отвечу… А пока объясню, в чем дело. Это называется молекулярной реструктуризацией. Процедура довольно занятная и сложная. И по силам она далеко не всякому Измененному. Впрочем, не буду скромничать, на данный момент – мне одному. Тут ведь нужно не просто перемешать молекулы человеческого тела с элементами живой природы и материальными объектами органического происхождения (например, деревянной мебелью). Главное – сохранить в целости и функциональной состоятельности то, что поможет вам видеть, слышать, понимать и думать. Это мозг и так, кое-что по мелочи. С вами у меня проблем не возникло, так как экземпляр вы (между нами) проще некуда.
Сид чуть-чуть развернул кадку с пальмой и пробежал пальцами по листьям, среди которых в одном месте обнаружилось зеленое утолщение, по форме напоминающее человеческое ухо.
– Я не слишком сложно изъясняюсь? Подумайте о том, что хотите ответить, а я услышу… Что? Зачем я вообще все это вам рассказываю? Знаете ли, мне скучно. Ваш босс неизвестно где шатается, коллег ваших отталкивает от офиса заряженный страхом пси-барьер, который пропустит только господина Мокрушина, когда он соизволит явиться. Ну а пока почему бы нам не скоротать время за интересной беседой, пусть даже говорить буду я один? Так вот, продолжаю. Вам знакомо понятие «эгрегор»? Впрочем, что это я, разумеется, нет. Если говорить на языке, доступном вашему пониманию, то это нечто вроде совокупности биомассы и коллективного разума живых организмов, обитающих на определенной территории. Если еще проще (для данного случая), то вы, будучи распределенной по объектам живой природы этой комнаты (то есть комнатным растениям), а также креслу, столу, шкафу и другим предметам, сделанным из дерева, некоторым образом и представляете собой такой эгрегор. Вы можете все видеть, слышать и понимать. Только сказать и сделать самостоятельно ничего не можете. Но мыслить – пожалуйста, сколько угодно. То есть я о том, что конкретно вы подразумеваете под этим словом. А я могу вас понимать и даже управлять вами на некотором примитивном уровне. Пока что в большинстве случаев от пси-раба человека гораздо больше пользы, чем от ограниченно разумной комнаты. Но эта ситуация должна измениться, и довольно скоро…
Гость ненадолго замолчал, словно прислушиваясь.
– А-а, вам интересно, за что я с вами это сделал? «За что» – вопрос неправильный. Глупый вопрос. Если бы вы как-то передо мной провинились, я бы вас просто убил. Если б сильно провинились – сделал бы так, чтобы вы умирали долго и мучительно… Что? Так еще хуже? Ну, тут уж ничего не поделаешь, придется терпеть. Так вот, Наталья, «за что» тут ни при чем. Вопрос «зачем» гораздо интереснее и актуальнее. В чем практический смысл всей этой сложной процедуры? Сразу скажу, чтобы вы ничего там себе не воображали насчет какой-то своей исключительности. С вами это произошло потому, что у меня оказалось много свободного времени, а вы были под рукой. Теперь все-таки о практическом смысле. Видите ли, ничто в мире не пропадает бесследно. Когда закрываются так называемые Зоны и консервируются Источники, их энергия, а также накопленная информация поступают ко мне. И я, когда-то бывший просто сильным Измененным, становлюсь чем-то принципиально иным. Существом гораздо более высокого уровня развития. Мои знания и силы растут, их надо осваивать, учиться ими пользоваться. Экспериментировать, пробовать новое, тренироваться, если хотите. Вот на вас я, пока на базовом, примитивном уровне, учусь создавать то, что ваши силовики называют Объектами. Живые предметы, помещения, здания… Это все очень интересно, а потенциально – еще и перспективно. Вы, с вашей сущностью, «размазанной» по этой комнате, – мой первый Объект. Не самый лучший, признаю, но с чего-то же надо начинать. Ваши глаза и уши здесь, в кабинете господина Мокрушина, могут послужить лишь для выполнения мелких промежуточных задач. Но дело не в этом, а в принципе.
Сид еще прошелся и сел в кресло.
– Скажите еще спасибо, Наталья, что я не сохранил функциональность большинства ваших нервных окончаний и, например, центров боли. Поэтому я вот сейчас, в какой-то степени, сижу на вас, и вы это воспринимаете, но не чувствуете. Надеюсь, разница вам понятна? Пока что видеть, слышать и понимать – это все, что может свежезародившийся эгрегор в вашем лице. Но постепенно он будет прогрессировать, как и любой другой. Только медленно, естественно, потому что для развития нужна пси-энергия, а сколько ее тут у вас? Слезы одни. Но рано или поздно ваши возможности вырастут. Даже пока не знаю, когда и каким образом – вы ведь первый созданный мною Объект… Что? Как долго все это продлится? В каком смысле? Процесс необратим, Наталья, так что с вашими аппетитными формами можете распрощаться навсегда. Умереть хотите? А вот это зря. Этого делать я не буду. Даже когда вы перестанете быть мне полезной в информационном плане, останетесь ценным объектом для опытов и наблюдения. Кто знает, может, за вами будущее. Я имею в виду, конечно, не вас конкретно, а за подобными вам Объектами. Только более совершенными. Вы представьте…
Гость вдруг замер, будто что-то услышал.
– Жаль, Наталья, но наш с вами разговор придется отложить до другого раза: возвращается ваш босс. Не скучайте тут – смотрите и слушайте. Кстати, скоро эти ваши сохранившиеся органы чувств перестанут быть столь заметны. Надо будет очень приглядываться, чтобы их увидеть. Но на их эффективности это отразиться не должно.
Кактус вновь перекочевал на подоконник и был установлен глазами в сторону стола. Они были прикрыты зелеными веками так, что оставались лишь узенькие щелочки.
Гость вольготно расположился в директорском кресле и спокойно смотрел на дверь, пока она не открылась. Лицо вошедшего хозяина кабинета отразило целый спектр эмоций – от удивления и гнева до узнавания и страха. В результате краска с него быстро сбежала, оставив бедноватую гамму восковой бледности.
– К-как… з-зачем… вы… – Заикание у него всегда проступало как признак сильнейшего волнения.
– Очень красноречиво, господин Мокрушин, – спокойно произнес гость. – Однако вижу, что вы меня узнали, и это радует.
– А г-где… все? – едва слышно пролепетал директор.
– Полагаю, где-то гуляют, слегка напуганные. Для нашего с вами разговора лишние свидетели ни к чему.
– А… Н-наталья? Она ост-тавалась в офисе… Вы… ч-что-то с ней…
– Беспокоитесь о ней? Ай-ай-ай, господин Мокрушин! Спать со своей подчиненной – это так по́шло!
– В-вы