— Вот именно поэтому я за Вас. Вы точно знаете, что и когда надо делать — сказал Карташов.
— Может, и знаете, может, и умеете, только власть Вам вскружила голову. Вы не можете править компанией — сказал Неклюдов.
— Зависть — плохое чувство — сказал Круглов.
— Зависть? Почему я Вам должен завидовать?
— Потому что я был замом Сергеева, а Вы всего лишь начальником отдела. В его отсутствие я исполнял обязанности гендиректора. И сейчас я исполняю эти обязанности. А чего добились Вы? Начальник отдела? У Вас нет ни реального опыта работы, ни знаний, чтобы возглавить компанию. Всё что у Вас есть — это непомерные амбиции. Чтобы оправдать свои амбиции — Вы станете совершать ошибки и приведёте компанию к разорению.
В это время к Круглову подошёл второй пилот и чтото шепнул на ухо.
— Сообщите всем — коротко приказал Круглов.
— Нас ктото преследует со времени нашего полёта с Домодедова. Судя по профилю на радаре — это вертолёт — сказал пилот.
— Что Вы собираетесь делать?
— Вертолёт летит ниже и гораздо медленнее, чем самолёт. Мы попробуем набрать высоту и повысим скорость.
— Выполняйте. Да, и откройте дверь в кабину пилота, и сообщайте об изменении обстановки.
— Скорей всего это тот же вертолёт, что пытался нас убить в Москве — сказал Карташов.
— Пристегните ремни. Начинаю набор высоты — сказал первый пилот.
Самолёт поднял нос вверх и начал быстро набирать высоту.
— Он отстаёт! — сказал второй пилот.
Самолёт поднимался всё выше и выше.
— От него отделился какойто объект! Это ракета! — сказал второй пилот.
— Чёрт, он запустил ракету! Нас сейчас собьют! Зачем ты посадил нас в этот летающий гроб! — заорал Неклюдов.
— Спокойно! Мы сможем от неё оторваться?
— Нет! Ракета летит слишком быстро. Скоро она будет здесь!
— Тогда выпускай тепловые ловушки!
— Выпускаю ловушки! — сказал второй пилот и нажал на кнопку.
Яркие точки стали отделятся от самолёта. Отделившись от самолета, они становились ещё ярче, а потом гасли.
— Ракета изменила курс! — заявил второй пилот.
— Она среагировала на ловушки! — сказал первый пилот.
— Ракета исчезла с радаров! — сказал второй пилот.
— Больше ракет нет? — спросил Круглов.
— Нет. Больше нет — ответил второй пилот.
— Каков курс?
— Летим в СанктПетербург.
— Меняйте курс на Мурманск — сказал Круглов и закрыл дверь.
— Тепловые ловушки? — удивился Неклюдов.
— Да. Их поставили после убийства Сергеева. Ещё здесь есть дополнительные топливные баки. До Мурманска точно хватит.
Неклюдов совсем поник. Он сел напротив меня.
— Знаете — я никогда не думал о смерти. Всегда думал, что всё успею сделать, что меня ждёт светлое будущее. Нет, конечно, в детстве, когда я узнал, что умру, тогда я думал о смерти. Эти мысли приводили меня в ужас. А сейчас, когда стал взрослый, об этом я просто забыл. Но сейчас, когда нас с такой маниакальной жестокостью пытаются убить. Эти мысли приводят меня в ступор. Нас хотят убить, а сделать мы ничего не можем. Мы можем только сидеть и ждать, когда смерть пройдёт мимо. Кому интересно, какаято борьба за власть? Деньги с собой в могилу не унесешь. Зачем я вообще в это ввязался? — сказал Неклюдов и замолчал.
— Чтото Вы стали совсем мрачным. Не хотите драться за власть? — спросил я.
— Бороться за власть? Мы летим над лесом в маленькой железной коробке. Если самолёт упадёт, то нас не сразу найдут, если вообще найдут. Мы пытаемся убежать от смерти, но вся эта беготня напоминает бег по кругу. У наших врагов твёрдое намерение нас убить, и у них рано или поздно это получится.
Я посмотрел на Неклюдова. Выглядел он жалко — сильно напуган и потерян. Мне вдруг захотелось плюнуть на всё и рассказать ему всю правду, что не было никакого вертолёта, и никакой ракеты. Что всё это профанация, иллюзия. Что сейчас его жизни ничего не угрожает. Но я удержал себя от этого. Надо было придерживаться плана.
— Мы выживем — сказал я.
— Откуда у Вас такая уверенность?
— Смерть уже забралу у меня моего брата и его семью. Она уже забрала свою плату. Теперь меня она пощадит.
— Пощадит? Когда это смерть когото щадила? Мы все умрем!
— Может быть, но не сегодня.
Дальше мы летели молча. Всётаки странная эта штука жизнь. Когда она есть, то её не ценишь. А когда приближается смерть — боишься потерять. Может это всё в человеке? Какаято необъяснимая пластичность нашей психики. Сегодня ты живешь нормальной спокойной жизнью, а завтра всё в момент рушится, и ты уже начинаешь бороться за выживание. Ты уже начинаешь жалеть, что не дожил, не долюбил. А потом, когда смертельная опасность отступает, ты вдруг вновь становишься обычным человеком, а не борцом за жизнь. Ты опять перестаёшь замечать многие вещи, успокаиваешься и начинаешь просто жить.
Погружённый в свои мысли я вышел из туалета и столкнулся с Тимуром Сафиным.
— Я хочу с Вами поговорить.
— О чём?
— Идите за мной.
Он посадил меня в кресло в дальнем конце самолёта и сел рядом. Напротив нас сели Кортнев и Трошев.
— И о чём Вы со мной хотели поговорить?
— Знаете вся эта чрезвычайная ситуация требует от нас сверх усилий. Мы летим кудато на самолёте, вместо того, чтобы сидеть в офисе и проводить голосование. Это довольно неожиданно для всех нас. А самое главное — это вызывает определённые неудобства — сказал Сафин.
— Я не понимаю, причём здесь я?
— Вы можете разрешить эту ситуацию.
— Разрешить? Что вы имеете в виду?
— Вы начали не с того конца. Мы, в общемто, ничего здесь не решаем. Наши голоса — это один процент акций. Хоть мы и миллиардеры, но компания стоит дорого и это один из солидных наших доходов. Мы не хотим его терять, но и рисковать жизнью не очень хочется — сказал Кортнев.
— Так что Вы хотите?
— Провести голосование — сказал Трошев и внимательно уставился на меня.
— Голосование? Но у меня нет права голоса.
— Мы прекрасно знаем кто Вы. Вы друг Круглова и Карташова. Они основные акционеры. Вы можете на них повлиять, чтобы они провели голосование.
— Вы хотите провести голосование здесь, сейчас?
— Ну да. Все члены правления здесь, так что мы тянем? — спросил Кортнев.
— Вы члены правления. Это у Вас есть акции. Инициируйте процедуру прямо сейчас. Что Вам мешает?
— У нас всего по одному проценту акций. Этого мало, чтобы чегото инициировать. Нас просто проигнорируют. Именно поэтому мы и просим сделать это Вас — сказал Сафин.
— Один процент — это действительно очень мало. Но если Вы хотите получить больше голосов, то почему бы Вам просто не купить больше акций на рынке?
— Купить? Вы просто не владеете ситуацией! Десять лет назад, когда компания только была создана, то её уставный фонд составлял всего 120 миллионов кредитов. Сейчас только годовой оборот превышает 100 миллиардов