2 страница
Просыпаюсь. Сердце колотится. Холодно. Ничего не соображаю. Этот сон мне снится и снится, мешаясь с реальностью, возвращая к воспоминаниям.

Между той, последней счастливой ночью в Нью-Йорке и роковым СМС с ошибкой — полтора года. Восемнадцать месяцев болезни и любви, которые мы провели вместе. Рука в руке. Мы не собирались сдаваться и не сдались. До самого конца. Кто и что бы ни говорил.

Помню, как тогда, на Манхэттене, я спросил Жанну: «А ты сама веришь?» И она, как всегда с улыбкой, тихо ответила: «Если ты веришь, то верю и я».

Там, в зимнем Нью-Йорке, нам предстояло принять, возможно, самое сложное и серьезное решение в нашей совместной жизни: как лечить Жанну, как сказать о том, что она заболела, друзьям и знакомым, миллионам ее поклонников, вот уже больше полугода забрасывающих нас вопросами, журналистам, снующим повсюду и фотографирующим исподтишка, всем-всем-всем. Как перестать скрываться, разделить нашу тайну со всеми, но остаться друг с другом наедине?

Через час, обессилевший и опустошенный, я выйду из соседней комнаты и покажу Жанне видеообращение, которое записал и которое спустя несколько часов увидит весь мир: «Нашей семье выпало непростое испытание. Жанна больна раком. Сейчас мы обращаемся с одной просьбой: пожалуйста, поддержите нас добрым словом и поддержите нас молитвой».

Мы еще не знаем о том, что вскоре откажемся от лечения, ради которого оказались на Манхэттене, но совершенно неожиданно возникнет другой, спасительный план, и спустя несколько дней мы примем его; мы еще не знаем, что через неделю познакомимся с доктором Блэком, который — единственный из всех встреченных нами ранее врачей — скажет: «Я беру ее. Давайте не будем сдаваться»; мы еще не знаем, что новая, экспериментальная терапия будет стоить около полумиллиона долларов, а значит, средства, собранные «Русфондом» при поддержке Первого канала — наш единственный шанс; мы еще не знаем, что это новое лечение подарит Жанне полтора года жизни, вернет ее сыну, друзьям и, наконец, — нас друг другу. На несколько месяцев. Чтобы потом болезнь разлучила навсегда.

Судьба отмерила нам четыре года, что для истории — не срок, но, как оказалось, очень много для человеческой жизни. И каждый из этих дней был наполнен ею — моей любимой, воспоминаниями о которой я дорожу бесконечно. Моя девочка… Как удобно лежала ее рука в моей, как удобно было обнимать ее, превращаясь в единое целое, будто этот человек создан именно для меня. Ее взгляд, прикосновение губ, мягкие рыжеватые волосы, ее запах, такой теплый и сладкий, не похожий ни на один другой, который я так бережно храню в памяти — только бы не забыть.

Вот только память — причудливая вещь. Она ускользает, меняется, иногда обманывает, а иногда дает ответы на безответные прежде вопросы. Я пишу эту книгу для того, чтобы сохранить память о Жанне. Такой, какую люблю, такой, какой хотел, чтобы она осталась навсегда: смеющейся, солнечной, с игривым и проникновенным голосом, с обезоруживающей улыбкой. Сильной и слабой, безропотно принявшей смертельный бой.

Это книга о моей Жанне, какой ее знал я, об очень короткой любви и страшной болезни. О самых счастливых и одновременно трудных годах в моей жизни.

Я верю, что эта книга нужна не только мне, но, возможно, потом и нашему сыну Платону как память о маме.

Глава 1

Ее всегда окружало очень много людей — семья, друзья, подруги, продюсеры, — и у каждого из них была своя личная Жанна, на внимание которой он претендовал и расположением которой дорожил.

Жанна всегда была человеком необычайно комфортным в общении. Бесконфликтным, приветливым и светлым. Вместе с известностью и красотой эти качества притягивали неимоверно.

Я появился в ее жизни, пожалуй, самым последним, не считая нашего сына Платона. И, не буду скрывать, часто ощущал ревность окружающих. Разумеется, меня оценивали, присматривались, обсуждали и часто не любили: ведь я претендовал на их Жанну. Я же никогда не стремился занять особое место в ее жизни. Просто встретил и полюбил ее. Не поп-звезду, не секс-символ, не «черненькую» из «Блестящих», а просто девочку, которая навсегда изменила мою жизнь.

2009 год. Мне 26. Я свободен, беззаботен и удачлив. Я в Москве по приглашению Первого канала. У меня всё получается. Еще я сноб и циник, колючий, язвительный и желчный. Я агрессивен и саркастичен и думаю, что знаю вкус жизни. Планов на будущее нет: только наслаждаться успехом, Москвой и свободой, что в моем понимании и есть успех.

Ночной клуб. Большая и веселая компания. Танцы, смех, шампанское, поцелуи, словом, всё как обычно — dolce vita… Неожиданно от одного к другому по клубу бежит шепот: «Жанна, Жанна…» Оборачиваюсь. Под присмотром охраны вдоль стены к диджейскому пульту идет невысокая, с прыгающим хвостиком рыжеватых волос девушка. Уже потом я узнаю: в ту ночь она просто проезжала мимо и зашла поздороваться со старым приятелем, что играл в этом клубе. Скоро про Жанну все забыли. Один я застыл и не мог оторвать от нее глаз. Казалось, что нет ни музыки, ни шумной компании, ни этого клуба, ни этого города, ни меня — ничего. Я стоял и смотрел на нее, замерев, с дурацким бокалом в руке. И не понимал сам себя: что происходит? Это вообще я?

Жанна помахала мне рукой. Я в полусне ответил. Она широко улыбнулась. «Если не знаешь, как себя вести, просто улыбайся», — любила повторять она.

Я помню ее слова: «Слушай свое сердце и делай, как оно подсказывает, не бойся. Ждешь — отпусти. Если суждено — вернется и сбудется». Но кто и когда умел почувствовать свою судьбу наперед?

Конечно, я всегда знал, кто такая Жанна Фриске. Но никогда не был ее поклонником, не следил ни за ней, ни за ее творчеством. Да, милая девушка, не больше.

…Это был один из моих первых дней в Москве. Я остановился у друзей на Красной Пресне. Показывая мне район, кто-то из них, широко взмахнув рукой, словно гид на экскурсии, сказал, указывая на дом: «Здесь живет Жанна Фриске». Возле дома была припаркована яркая спортивная машина. «Наверное, и это ее?» — безразлично бросил я. Какое, в общем-то, имеет значение, где она живет. Впрочем, вскоре и я поселился именно на Красной Пресне, поближе к друзьям и, как выяснилось, к Жанне.

Уже в бытность мою телеведущим в Москве несколько раз мне приходилось объявлять ее выступления. Делал я это, как все и ждали от меня, с ироничным придыханием и восторгом. Но знакомы мы не были. И — никаких знаков судьбы, хотя она медленно и аккуратно подводила нас друг к другу.

Еще раз мы мельком увиделись на одном из