От того блеска мгновенно мне стало слегка нехорошо, аж спина взмокла разом. Мысли горестные подевались куда-то, а вместо них соображалка заработала, включилась с нейтральной сразу на пятую. Лучше поздно, чем никогда. Хотя у меня появилось стойкое ощущение, что уже поздно. Ибо попал я в классическую ловушку, где с трех сторон дома, где в почти каждом окне кто-то уже взял на прицел одинокого мотоциклиста, и только ждет команды открыть огонь.
Правда, у меня было небольшое преимущество. Крохотное такое, мизерное. И заключалось оно в том, что мне ждать команд от кого-либо без надобности. Я сам себе и командир, и разведчик, и стрелок в одном флаконе – вернее, в слегка потертом, но вполне еще годном трофейном камуфляже архаичной расцветки «лиственный лес». И порой эти команды настолько безумные, что я сам им удивляюсь. А уж враги – и подавно.
Начни я сейчас разворачиваться на площади, невидимые стрелки, разом поняв, что их план раскусили, немедленно изрешетили бы меня свинцом. Или стрелами утыкали, словно ежа, если у них с огнестрелом неважно. Это в своем навороченном «Мутанте» я мог выпендриваться, крутость показывать. Но мой защитный костюм пал смертью храбрых в бою, геройски заслонив меня броней и осыпавшись на землю грудой искореженного металла. Сейчас же вся моя защита – это хлопчатобумажная камуфла да мотоциклетный шлем на голове, который откопали защитники Кронверка в запасниках Музея. Вряд ли, конечно, это был выставочный экспонат. Скорее всего, забыл его там кто-то из давно умерших работников, да так и провалялся раритет две сотни лет, зарастая пылью и паутиной. Но ничего, нашли его благодарные бойцы, почистили и вручили мне – хотя, на мой взгляд, благодарить было особо не за что.
В общем, не стал я разворачиваться на площади, а наоборот, поддал газу, откинув перед этим защитный колпачок над красной кнопкой и вдавив ее в приборную панель.
Глухо заворчали шестиствольные пулеметы, подвешенные по бокам моего мотоцикла. Если вы читаете эти строки, значит, какой-то издатель в каком-то из миров обнародовал мои записи, и, возможно, предыдущие тоже. Кому интересно, откуда на моем байке «миниганы» появились, ищите предыдущий роман о том, что произошло со мной в Петербурге. А мне слегка недосуг разъяснять что к чему, так как лечу я на своем мотоцикле прямо на трехэтажный дом, и очень надеюсь, что сейчас не убью себя об стену. Хотя есть к этому все предпосылки – в конце двадцатого века дома порой строили на совесть, и этот – именно из таких.
Но оба пулемета уже раскрутились, и свинцовый ливень обрушился на дом, мгновенно выбив из него огромное облако кирпичной пыли. В которое я и нырнул, слыша, как за спиной тарахтят беспорядочные выстрелы – значит, с огнестрелом у местных все в порядке, и, соответственно, все я сделал правильно.
Если, конечно, мне удастся остаться в живых.
Удар был нехилый – все-таки, устояла стена под натиском моих пулеметов. Но когда в нее врезался тяжеленный байк, переднее бронированное крыло которого специально и задумывалось для подобных ударов, выщербленная пулями кладка не выдержала.
Наверно, эффектно это выглядело со стороны – мотоциклист вламывается в здание, и во все стороны кирпичи летят. Мне же было как-то наплевать на внешние эффекты, тем более, что один из кирпичей заехал мне по шлему. Прилично так, до звездных спецэффектов. Но лучше уж так, чем с кирпичом в мозгу. И, кстати, хоровод созвездий перед глазами еще не повод, чтобы расслабляться.
Тем не менее, мотоцикл я не удержал, и вместе с ним грохнулся на пол, при этом в самый последний момент успев поджать ноги и выдернуть ключ из замка.
Двигатель байка захлебнулся вместе с пулеметами, правда, те успели прочертить по противоположной стене две нехилых черты, по пути вынеся дверь напротив. Удержи я равновесие, можно было прям через дом насквозь проскочить и умчаться вдаль. Но не супермен я, увы, поэтому вдаль не получилось. Хорошо еще, что об стену не саморазмазался, и что ноги целы. Остальное – привычное дело техники.
«Вал» перекидывать со спины в положении лежа на боку дело долгое, секунды полторы-две точно займет. А вот «Ярыгина» из кобуры выдернуть времени вдвое меньше требует. Что я и сделал, с учетом того, что на полуразрушенном перекрытии второго этажа неуверенно застыли несколько силуэтов, офигевших от моего шумного и эффектного вторжения.
Кстати, дом внутри был пуст, если не считать слежавшихся куч мусора по углам и остатков бетонных перекрытий, с которых свисали книзу веревочные лестницы. Понятно. Это дом, превращенный в нечто вроде трехэтажного ДОТа – если, конечно, можно так назвать кирпично-бетонную коробку со множеством огневых точек на месте окон.
Точек было много. А вот вояк возле них штук десять зависло, не больше. У большинства в руках хлипкий огнестрел, типа древнего охотничьего ружья, но у двоих я точно АК срисовал, которые они неуверенно так снимали с упоров. Понятно для чего. Чтоб через секунду-другую обрести пошатнувшуюся уверенность в себе и превратить в дуршлаг больно шуструю жертву. Сейчас вон тот, с харей шире плеч, непременно заорет «Вали его!» – и начнется. Уже и пасть растягивает, медленно так, мерзко, ниточки слюней меж толстых губ поблескивают… И не понять, то ли человек это с уродской рожей, то ли ворм с нормальной мордой для этой породы. Наверно, все-таки второе. Уж больно харя у него паскудная, без мутаций тут точно не обошлось.
Это у меня всегда так. Ну, или почти всегда. В экстремальные моменты время словно замедляется, будто сама судьба мне лишний шанс дает. Правда, недолго это состояние длится, к сожалению, очень недолго, пару-тройку мгновений, не более. А за это короткое время надо успеть так много…
Первую пулю губастый пастью и словил, так и не успев дать команду своей пристяжи. Рожу я его, кстати, как следует не рассмотрел, только цель видел – губы его, похожие на пельмени, зубы гнилые меж ними, а в центре – язык. Мясистый, красный и в пупырышках. Один в один как мишень, и язык – словно «десятка». В него и воткнулся раскаленный свинцовый цилиндрик, который в этот момент был словно частью меня. Да нет, мной был, чего уж там. Как и оружие мое, с которым мы в те секунды стали единым