И, добравшись до редколесья, офигел еще больше.
Выглянув из-за дерева, я увидел столб с красно-зелеными полосами, в верхнюю часть которого был вмонтирован металлический герб. Вроде бы ничего особенного, обычный пограничный столб…
Да только герб на нем был Союза Советских Социалистических Республик!
Я протер глаза, вгляделся. Нет, ошибки быть не могло, на зрение я никогда не жаловался. Он самый, герб СССР.
А еще по тропинке вдоль границы шел патруль. Двое солдат в сапогах и хлопчатобумажной униформе без погон, в фуражках с зеленым верхом и с винтовками Мосина за плечами. Один постарше, с густыми усами. Второй молодой, лет двадцать от силы, который годными усами пока не разжился – так, старательно отращиваемый пушок над верхней губой пробился, и только.
В моей голове моментально пронесся ряд версий. Реконструкторы, неплохо воссоздавшие пейзаж времен Советского Союза? Кино снимается? Или…
Солдаты остановились. Один достал из кармана небольшой мешочек, взвесил его на руке, покачал головой, извлек из того же кармана пачку в желтой оберточной бумаге, высыпал содержимое пачки в мешочек – я даже название вспомнил: кисет! – бумагу же аккуратно в карман сунул.
А потом эти люди в антикварной пограничной форме достали клочки газет, усатый сыпанул из мешочка себе и товарищу, и они начали ловко крутить самокрутки. И по тому, как они привычно, не просыпав ни крошки, свернули газетные цилиндрики и задымили, я понял.
Не реконструкоторы это.
И не кино.
Фиг кто из современных актеров вот так ловко управится с газетой и махоркой, которая, по ходу, в той желтой фабричной пачке и была. Значит, реально закинуло меня в СССР. М-да…
Что ж, путешествие по мирам для меня дело привычное, и в Советском Союзе я тоже уже бывал – в тысяча девятьсот восемьдесят шестом, откуда вынес определенный опыт. А именно: советские военные народ подозрительный, политически подкованный и при виде бойца в камуфляже и берцах сразу видит в нем иностранного шпиона, которого непременно следует арестовать либо пристрелить при попытке к сопротивлению или бегству.
Потому из рощи навстречу соотечественникам я не вышел. Напротив, максимально задвинулся за березу и навострил уши, пытаясь уловить, о чем беседуют бойцы на перекуре.
К счастью, по открытому пространству звуки разносятся хорошо. К тому же вечерело, птицы уже перестали орать как ненормальные, кузнечики и прочие шумные твари тоже стрекотали в траве более умеренно, потому я довольно четко слышал, о чем беседовали бойцы.
– Жарища надоела, – пожаловался молодой. – Печет и печет, сил нет, даже вечером дышать нечем.
– По радио сегодня говорили, что в июле еще жарче будет, – сказал усатый. – Но меня не жара заботит.
– А что? – поинтересовался молодой.
– Гансы, – сплюнул усатый. – Возня их тревожит. Который день гул с ихней стороны. Тихий, но знакомый. Два года назад на Халхин-Голе у самураев похоже гудело, но сильно слабее – у них техники было кот наплакал. А тут прям сильно так, как следует шумит. И вчера днем Федотов с Игнатовым их самолет-разведчик видели, пролетел аккурат вдоль границы. Их территория, конечно, но какого лешего он высматривал, спрашивается?
– Может, у немецких товарищей учения, – пожал плечами молодой. – Не наше это дело. Политика коммунистической партии – не поддаваться на возможные провокации несознательных элементов. И, кстати, напомню: у нас с Германией пакт о ненападении. Так что твои намеки, сержант Иванов, и сравнение немецких товарищей с японскими милитаристами тоже можно расценить как провокационные речи.
– Нашел в ком провокатора искать, – хмыкнул усатый. – Я коммунист с двадцатого года, «Боевые заслуги» за Халхин-Гол, «Отвага» за финскую. Твой комсомольский задор, Антон, я, конечно, уважаю, но в моем случае ты точно не там копаешь.
Молодой попытался что-то возразить, но усатый это дело решительно пресек.
– Короче, кончай перекур, и треп заодно. Слушаем мотор. Особиста не встретим, будет нам от комвзвода на орехи.
Все время, пока солдаты неспешно беседовали, мой мозг в усиленном режиме обрабатывал информацию. «В июле будет жарче…» – значит, сейчас июнь. «Гансы с той стороны…» – я на границе СССР с Германией. «Два года назад на Халхин-Голе» и «самураи», которые, как в известной песне поется, в тридцать девятом году решили «перейти границу у реки»…
Зашибись, в общем.
Помнится, пожелал я тогда возле исполнителя желаний счастья для всех, как однажды сделал это один мой американский друг. И вот, пожалуйста, сбылось заодно и мое «счастье». Оказался я в июне сорок первого года на границе с Германией, которая подозрительно «гудит» по ту сторону советской границы. И, поскольку я историю в школе очень любил, то нетрудно было догадаться, почему с немецкой стороны слышится техническая движуха.
И, что самое поганое, сдайся я сейчас в плен этим солдатам и начни рассказывать, что здесь произойдет со дня на день, – не поверит же никто. Более того, сочтут кем угодно: шпионом, провокатором, в лучшем случае психом, и ничем хорошим это не кончится…
Так что же делать?!!
Между тем усатый глянул на часы, кивнул на грунтовую дорогу с двумя продавленными колеями, тянущуюся вдоль рощи, в которой я прятался, и покачал головой:
– Опаздывает товарищ особист. Как бы в поле не заночевал. Тогда точно с утра не оберешься…
Так. Ясно. Это не патруль. Солдат послали встречать какую-то шишку из Особого отдела Народного комиссариата внутренних дел, занимавшегося военной контрразведкой. То есть серьезного дядю, который в те годы, находясь даже в несерьезном офицерском звании, обладал над простыми смертными бойцами и их командирами неограниченной властью. И дядя тот почему-то опаздывал…
План сложился в голове сам собой, я прям расслышал, как воображаемые пазлы щелкнули. В результате чего я отклеился от березы, тихо, на полусогнутых пробежал через рощу – и нырнул в зеленое море травы, которое меня, пригнувшегося, скрыло с головой от посторонних взглядов.
* * *Наверно, мне положено было в создавшейся ситуации удивляться, паниковать хотя бы слегка, выйти из равновесия хоть немного…
Но нет. Ничего такого не было. Случись подобное со мной впервые – может быть, я б и вправду растерялся. Однако на мою долю выпало столько путешествий по различным мирам, что произошедшее я воспринял совершенно спокойно. Да, проблем сразу свалилось немало: я один, в чуждой этому миру униформе, без оружия…
Хотя без оружия ли?
В правой руке ощущалась тяжесть, будто она примерно на четверть кило была тяжелее левой. Я на бегу ощупал предплечье…
Ну да, так и есть. В последнее время мой нож «Бритва» взял себе в привычку прятаться у меня в предплечье, на входе в руку и выходе обратно причиняя нешуточную боль. Но лучше уж так, чем в чужом мире оказаться вообще без оружия. Только пусть до поры до времени оно лежит там, где лежит, ибо в ближайшее время резать я никого не собирался. Свои