Я имела в виду, что нас троих, наверное, меньше всего ценят: я – рыжая пигалица, метр с кепкой, к тому же – бывшая бандитка, а Таракан с Обрезом – самые безбашенные. Им море по колено… Но Обрез понял по своему.
– Ну, мы-то понятно, почему. За нами и скилла, и симфалийские птицы, и мантикора, и еще много кого. Опыт, сын ошибок трудных. А вот ты?
– А она стреляет лучше всех. – оборвал Таракан.
– А еще мне деньги нужны. – тихо добавила я. – Шаробайка знал, что я по-любому не откажусь.
– Ладно. – Таракан кивнул на Егорычева внука. Мальчишка, тихий, как мышонок, замер с открытым ртом, ловя каждое слово. – Раз на складе нет ничего, пошли отсюда. – и направился к выходу. – Маш, ты с нами?
Сожгут нас к Едрене-фене, и косточек не оставят.
– А куда я денусь?
В «Трёх Пескарях» было людно: все столики заняты, у раздачи длинная очередь. Пахнет жареной рыбой и блинами. В желудке сразу забурчало. Пельмени, от вчерашнего ужина оставшиеся, я для болящих сберегла, позавтракать не сподобилась. Единственная сложность: денег у меня – две полушки с четвертинкой.
– Я угощаю. – вдруг сказал Таракан, подталкивая меня к раздаче. Наверное, заметил мои колебания.
Вообще-то, по харчевням мы с Ласточкой никогда не шастали – каждую копеечку сберечь старались. Только Бабуля ходил, иногда. Пообщаться с охотниками и выпить кружечку…
Пожав плечами, я взяла поднос: от халявной еды точно отказываться не буду. У меня вообще аппетит хороший, несмотря на недорост. Многие удивляются: и куда только влазит? Бабуля говорит, такой синдром развивается, если много голодать пришлось…
– И что ты предлагаешь? – спросила я Таракана, как только мы устроились за столиком и расставили тарелки. Рыбка была мелкая, зажаренная вместе с хвостиком и плавничками, и к ней прилагалась целая гора жареной картошки. А таких гречаников я в жизни не пробовала…
– Купим боеприпас сами.
Я подавилась. Прокашлявшись и дождавшись, пока схлынет злость, и на язык перестанут прыгать те самые слова, за которые мне рот мылом мылили, я посмотрела на Таракана.
– Я сказала, что хочу заработать, а не потратить.
– У нас нет выбора. Мать драконов ждать не будет. – Таракан взял стакан со сметаной, и вылил половину на блины.
– В смысле не будет?
– Завтра, самое позднее – послезавтра, она нападет.
– Может, это заставит власти раскошелиться?
– Может. Если от них хотя бы головешки останутся. Впрочем как и от всего города.
Я замолчала, переваривая услышанное. Вспомнилась картина: зеленый дракон, парящий над рекой. Художник потратил остатки жизни на то, чтобы её нарисовать. Он сказал: – Я не мог иначе. В Запылении он увидел будущее…
– Может, в слободе нам хотя бы патронов дадут?
Тяжелое, глухое отчаяние заставило желудок сжаться, выталкивая только что съеденное назад, в горло. Если распотрошу заначку – Ласточка меня убьет. Целый год мы с ней копили – копили, а тут…
– Ага, щас. – хмыкнул Обрез. – Воображаю: идем мы к оружейникам и говорим: так мол, и так, Мать Драконов. А они – цену в три раза против прежней! Потому что у нас выхода нет.
– Но… Почему? Она же всему городу угрожает!
– Да плевать им на город. У оружейников – бункера бетонные, со стальными дверьми. На атомный взрыв рассчитанные. Спрячутся и переждут.
– Шаробайка-то, небось, знал, что склад пустой. – я никак не могла поверить, что начальник мог так поступить.
– Это он на Тару рассчитывал. – пояснил Обрез, отправляя в рот целую кипу блинов. – Тара – он такой. Последнюю рубаху снимет.
– Не бренчи, Витюша. – Таракан, между прочим, за едой пользовался вилкой и ножом. И салфеткой.
– А чего я, не прав, что ли? – возмутился тот. – Ты ж уже всё решил. И заначку достал, я сам видел.
– Кто не хочет – может отказаться. – глядя ему в глаза, сказал Таракан. И повернулся ко мне: – Тебя тоже касается.
Я задумалась. Мать угрожает всему городу. А значит, и близняшкам, и Ласточке, и Бабуле. Он, правда, если узнает, во что я ввязалась, шкуру спустит. Но ведь…
– Как вы думаете: гонорар и вправду выплатят, хотя бы потом? – понимаю, вопрос звучит жалко, и даже меркантильно. Но прямо сейчас это для меня – самое важное. А Обрез опять ржет:
– Держи карман шире! Догонят, и еще приплатят.
Таракан, доев рыбу, отодвинул тарелку, выпил компот, затем вытер салфеткой губы и руки, и только после этого посмотрел на меня.
– Денег в казне нет. – сообщил он.
– Нет?
– Нет. Но есть альтернатива. Точнее, на эту идею меня натолкнул Хрон…
– Да уж он толкнет. – опять встрял Обрез. – Лететь будешь дальше, чем видишь.
– У Матери Драконов должно быть золото.
– Золото? – мы дружно уставились на Таракана.
– Ну подумайте: наш город – далеко не первый, к кому она пришла за данью. Бароны ей платили, и платили щедро.
– Ага, щас, будет она монеты с собой таскать, – скривилась я. – А где гарантия, что она их не зарыла, например?
Очень, очень хотелось, чтобы Таракан меня убедил. В голове звенела одна мысль: это знак. Просила единорога, чтобы он помог, и вот… Если мы возьмем сокровища Матери Драконов, я смогу для Бабули хоть десять амулетов купить. И еще на леденцы близняшкам останется.
– Никакой гарантии. – согласился Таракан. – Но что-то при себе у нее должно быть. Пыльцу-то Мать должна покупать.
– Короче, я в деле. – сказал Обрез. – Да ты, Тара, и так знаешь: куда иголка – туда и нитка. Прихлопнем Драконицу, сокровищ огребем… Пулемет наконец-то купим.
А потом они посмотрели на меня.
Я честно попыталась взвесить все "за" и "против", но в голове стоял туман. Такое было чувство, что, если я откажусь – лишусь чего-то очень важного. Такого, которое раз в жизни бывает.
Мечта идиота: убить дракона…
– Думаете, мы справимся втроем?
– Три – очень хорошее число. – сказал Таракан. – Тем более, что у меня есть план.
Глава 5
МашаПока собрались, наступил вечер. Я честно предполагала, что теперь мы разойдемся, а встретимся уже на рассвете, но Таракан решил по-другому.
– Готовиться сейчас надо. – заявил он. – Как раз к рассвету и успеем.
И мы потопали в Слободку, к оружейникам.
Мать обосновалась на старом заливном лугу, где еще в прошлом месяце встали табором цыгане. Несколько раз они заявлялись в город, давали представления на площади. Мы с Ласточкой ходили смотреть кукольный театр, но в восторге не остались. Куклы только и делали, что лупили друг друга по головам дубинками.
Сейчас я понимаю, что театр был только прикрытием. На самом