– Спасибо… А о чём вы хотели поговорить? Ну, тогда, изначально…
– Ну… – он немного мнётся. – Сейчас, наверное, это уже не так… как бы это сказать… своевременно, что ли. Теперь главное поправляться и набираться сил, а дела потом. Потом поговорим
Блин. Так и знал что отраву свою пихать будет… Сто процентов, хотел дурь свою навялить. И это совсем не айс, а Цвет, боюсь, поведётся. Всё дело завалит…
Голова кружится… Неприятное какое чувство…
– Но с моей стороны, – преодолевая невесомость хриплю я, – всё будет выполняться, все наши договорённости. Ткани мы будем брать, как договорились. Процессы не должны прерываться. Жалко я не успел по «Орбите» порешать, но что-нибудь придумаем…
– Зачем тебе эта дрянь? – удивляется Ферик. – Это разве джинса? Ничего общего ведь.
– Знаю, но нам надо для улучшения показателей выпустить современные модели официально.
– Ну, смотри, надо значит надо. По «Орбите» я тоже могу помочь. Скажи, сколько тебе нужно, и я всё решу, министерство выделит фонды, всё по-белому. Хочешь? Главк-шмавк, все дела.
А вот за это ещё одно спасибо, уважаемый товарищ Матчанов.
– Да, очень хочу, спасибо…
– Не за что, не благодари, дорогой. Ладно, я смотрю ты уже засыпаешь…
– Нет-нет, всё нормально… Фархад Шарафович… не знаю, Айгюль, наверное говорила. Возможно ли на министерство выйти… пищевой…
– Выйдем-выйдем, везде выйдем. А пока отдыхай. Я сегодня уеду, но Айгюль ещё несколько дней побудет. Так что по всем вопросам можешь с ней говорить.
Он встаёт и идёт к двери.
– Выздоравливай.
Ладно, буду… Я проваливаюсь в темноту, а когда открываю глаза вижу Айгюль.
– Ты поспать хочешь? – участливо спрашивает она.
– Что ты, совсем нет…
В туалет я хочу! Писать. В меня безостановочно вливается жидкость, прямо в вену. Надо же ей куда-то выходить…
– Я же вижу… – кивает она.
Здрасьте… Это что, нотки обиды что ли? Ну, ты даёшь, племянница падишаха…
– Ладно, я тогда завтра приду…
Правильно. Приходи завтра. Я снова закрываю глаза…
– Поправляйся…
– Хорошо…
Интересно, можно ли было не словить пулю? В смысле, не в этой конкретной ситуации, а вообще, прожить так, чтобы не словить? Или действительно не сейчас, так потом? Я не сомневаюсь, что шрам будет точно такой же, как у Егора Доброва. Аккуратная дырочка под правой ключицей, маленький лунный кратер. И большая крабовидная туманность на спине у лопатки. Наверное, избежать невозможно… Я нащупываю кувшинчик и засовываю под одеяло. А! Больно! Сука! Разодрали всё катетером своим…
И грудь болит, конечно, но вроде не так сильно, хотя движения правой рукой идут со скрипом и стонами. И сколько мне теперь на таблетосах сидеть придётся? В моё-то время медицина чуть совершеннее была… Да ну, правда? В разворованной разрушенной стране? Ну, ты и сказанул… Глаза закрываются и я проваливаюсь в тёмные облака…
Просыпаюсь, резко открывая глаза и выдыхая, будто выныривая с большой глубины. Или, как от прямого введения адреналина в сердце. Стучит оно как сумасшедшее, как сигнал максимальной опасности. Ощущение, будто лёгкие разрываются. Хватаю воздух и не могу надышаться.
Надо мной кто-то стоит, но я не пойму кто, всё мутное и плохо различимое. Поначалу разбираю лишь светлый силуэт, но проходит пара секунд и дыхание, а за ним и зрение приходит в норму.
– Ну что, Бро, – раздаётся немного хриплый и насмешливый голос. – Думал, что и в этот раз соскочишь, да?
Твою ж дивизию! Слева у постели стоит… Киргиз. Улыбающийся, гладко выбритый и аккуратно причёсанный Киргиз в белом халате. В руке он держит стеклянный шприц с длинной иглой, на кончике которой маленьким бриллиантом сверкает капля.
2. Ставка главнокомандующего
Вот сука, нашёл меня. Да чего тебе надо?
– Спать не могу спокойно, – цедит Киргиз, будто прослушивая мои мысли, – пока ты дышишь, Бро.
Блин, надо было давно завалить его к херам, раз усадить не удалось! Если бы не опасался попортить отношения с Цветом, так и сделал бы, наверное. Возможно… Почему его не схватят менты Печёнкинские? Он ведь как-то даже по стране умудряется перемещаться. Палёные документы сделал, сто про.
– Ну чё, больно тебе? – скалится он. – А мне прям праздник. Но ты не думай, что я такой типа злой.
Он ржёт. Подловил меня, сука. Я как на ладони перед ним и всё что ему сейчас нужно – один даже не особо точный удар. Ему надо просто попасть в мякоть. Да хоть куда-нибудь попасть… Правда, я не знаю, что у него в шприце, но уж точно ничего хорошего… Надо собраться… Собраться… Да соберись ты! Как на зло, в глазах всё плывёт.
– Редиска, в натуре, да? – смеётся Киргиз. – Нет, я не такой. Наоборот, решил позаботиться о тебе. Это обезболивающее, говорят, боли у тебя сильные. Ну вот, сейчас уколем и всё. Ну, подумаешь укол, укололся и пошёл, точняк? Чего? Чего ты зенки-то таращишь? Ссышь что ли? Зря. Я ведь плохого не посоветую.
Выгляжу я, конечно, беззащитно, что не может его не радовать. Капельница, трубки, бинты, синяки под глазами… Скотина. Пришёл, так делай то, ради чего пришёл. Но ему поглумиться надо, покуражиться. Хотя, нет, пусть лучше побалагурит, потянет время.
– Ну-ка, повернись попкой, – гогочет он и резким движением срывает одеяло. – Обоссаться! Ты чё, в платье что ли? Так ты это, ку-ка-реку, выходит? Ну, атас вообще. Слышь позорница, бейцы хоть прикрой, смотреть же стыдно!
Я дёргаюсь и морщусь от боли, инстинктивно сгибаю правую ногу в колене и не могу сдержать стон. Резкое движение выстреливает огнём в плечо.
– Ну ладно, не плачь. Куда тыкать-то? Может тебе в брюхо засандалить, а? Или прямо в глаз… Хочешь?
Он стоит, примеряясь. Шприц у него в левой, а правую держит наготове, чтобы подавить мои слабые попытки сопротивляться – придержать руки, шибануть по лицу, схватить за горло.
– Что в шприце? – спрашиваю я, едва разлепляя губы.
– Не ссы, тебе понравится, – отвечает он, не поворачиваясь.
– Уже нравится, – хриплю я.
– Чего? – удивлённо переспрашивает он и обращает голову в мою сторону, тревожно вглядываясь в глаза.
Пытаешься понять, что у меня на уме? А вот что. Он переключает внимание лишь на мгновение, но этого короткого мига мне хватает, чтобы, собрав волю и силы, все что имеются в моём распоряжении, нанести короткий удар. Вкладываю в него всё, что есть, всё, что имею. А имею не так уж и много, на самом деле…
Правой ногой, резко, с места, превратившись в выстреливающую пружину, в катапульту, в молнию, практически в Брюса Ли, я бью его по левой кисти со шприцом и ору. Ору, как медведь, выдавливающий из себя чопик после зимней спячки, как слон и обезьяна-ревун. Думаю, мой крик с лёгкостью перекрыл бы все