– Он к себе победительницу затащил и пытался изнасиловать. А я подумал, что это ты.
– Ты… Ты из-за меня?
– Ага…
Я смотрю спокойно, с едва заметной улыбочкой. Устал, если честно, да и брюхо никак не отпускает. А вот в её глазах мелькает какое-то беспокойство. Не страх, а беспокойство.
– Ты же знаешь, за тебя я и убить могу, – подмигиваю ей я. – Иди сюда. Подойди.
Она делает ко мне шаг и обнимает за талию, прижимается ко мне и кладёт голову на грудь.
– У тебя что-то болит? – спрашивает она.
– Да, пустяки, – отвечаю я, утыкаясь в её волосы и вдыхая аромат. – Пустяки. Главное, ты цела.
– Я весь вечер… – тихонько начинает она и замолкает.
– Знаю, – говорю я. – Прости, что не смог насладиться твоим триумфом. Дурацкая работа. Ну, ты сама видела…
– Нет, у тебя что-то болит…
– У меня болело сердце, когда я не мог тебя найти. Где тебя носило? Я, между прочим, чуть генерала милиции на тот свет не отправил. Впрочем, он тот ещё засранец. Он первый начал, вообще-то.
Она хмыкает.
– Что? Уехать хотела? Да? Наказать меня?
Она молча кивает у меня на груди.
– Злая девочка.
– Ты тоже злой, – обиженно пыхтит она.
– Я три недели дозвониться не мог.
– Я там танцы разучивала, чтобы тебя поразить, а ты тут… Видела я сколько баб вокруг тебя вьётся… И молодые и старые…
– Зачем ты вообще это затеяла? Разве ты не знаешь, через что проходят королевы красоты?
– Откуда мне знать? Я ни через что не проходила. Принесла фото в Новосибирске в твоё казино и ждала, когда придёт письмо.
– Ладно. Просто больше так никогда не делай.
Лифт останавливается.
– Всё-таки, объясни, почему ты решила участвовать? Ты хотела больше внимания?
Двери открываются.
– Ты дурак?
Она сердито хлопает меня ладошкой по груди и я чуть сгибаюсь от боли – хлопок отдаёт в желудке.
– Что болит? – тревожно отстраняется она и внимательно меня оглядывает.
Двери закрываются.
– Не отвлекайся! – требую я. – Отвечай на вопрос.
– Просто… – она отворачивается. – Просто мне хотелось быть… нет, мне хотелось, чтобы ты мной гордился. Нет, не так… Чтобы… ну…
Лифт начинает медленно двигаться вниз.
– Чтобы ты радовался со мной не только… не только в постели… Чтобы… В общем, я не хочу просто сидеть дома, потому что ты меня стесняешься. Вокруг тебя всегда шикарные бабы, а я… ну, я никто. Просто какая-то смазливая дурочка. А зачем тебе такая? Я хочу быть… быть для тебя кем-то большим… Да что с тобой? Ты не ранен?
Лифт останавливается и в кабину заглядывает элегантный старичок.
– Простите, вы наверх?
– Нет, мы вниз, извините, – отвечаю я и нажимаю кнопку верхнего этажа. – Нет, не ранен, надо перекусить просто. Слушай, ты не смазливая дурочка. Да, во-первых, не смазливая, а красивая, а, во-вторых, не дурочка… Ну, вообще-то иногда бываешь… ну ладно, да, дурочка ты моя.
– Что?!
– Дурочка, – подтверждаю я. – Но в хорошем смысле. И знаешь, ты меня поражаешь. Я всегда жду, что ты выкинешь какой-то фортель. Ты прям загадка всех загадок, не даёшь мне расслабиться. Не надо было это говорить, да?
Она поднимается на цыпочки и тянется ко мне губами. Мы целуемся до самого верха, до момента очередного «дзинь» нашего лифта.
А потом я сижу за стойкой и ем «Геркулес», сваренный для меня Наташкой. Лида ни жива, ни мертва от усталости лежит на стульях и спит. А я заставляю свою королеву красоты рассказывать о подготовке к конкурсу и, собственно, о самом конкурсе.
– Очень жаль, – замечает она, – что ты не видел ни одного моего выступления.
– Мне тоже, – соглашаюсь я. – Но у меня были очень важные дела, поверь. И ты не предупреждала, что будешь выступать.
– Ты кого-то убил сегодня? – тихо спрашивает она.
– Что? – округляю я глаза. – Нет, конечно.
– У тебя плохая работа, – качает она головой, понимая, что поделать с этим ничего нельзя. – Она тебя изнутри съедает …
– Егор Андреевич, – прерывает нас охранник Костя. – Вас там к телефону.
Я с удивлением смотрю на часы. Времени-то ого сколько. Кто же там, Злобин?
– Кто? – спрашиваю я.
– Новицкая, сказала очень срочно.
Что глубокой ночью может быть срочного у Новицкой? В это время даже и любовью заниматься поздно и лениво. Качнув головой, я встаю и иду к телефону. На Наташку не смотрю, и так чувствую её прожигающий взгляд на затылке.
– Алло.
– Егор… – голос её звучит как-то странно, глухо и испуганно.
– Что-то случилось? – спрашиваю я.
– У меня тут Голубов…
– Кто это? Арсений что ли? Зачем ты его впустила?
В один миг усталость и расслабленность оказываются далеко, где-то в другой жизни. Сердце срывается в галоп, а по спине пробегает озноб.
– А я сам вошёл, – раздаётся развязный, злорадный голос. – И знаешь, что я собираюсь делать? Я собираюсь причинить кому-нибудь жуткую боль и страдания. Скорее всего, это будет Иришка. Хотя, ты можешь её от этого избавить. Приезжай сюда, и я её не трону, удовлетворюсь тобой. Только приезжай один, иначе ей будет очень и очень плохо.
– Егор, у него нож! – раздаётся вскрик Ирины, но резко обрывается и мне кажется, что я слышу сдавленный стон.
– Ничего не бойся, – шепчет он. – Приезжай, нам есть о чём поговорить…
3. Кино да и только
Не бойся, так не бойся. Не буду. Честно говоря, я уже настолько вымотан за эту ночь, что единственное, чего я боюсь, это то, что она никогда не закончится, замкнётся в петлю и будет болтать меня вечно, в этом дне сурка, в ночи, вернее.
Нажимаю на кнопку звонка. Динь-дон, дон-дигидон. Дверь приоткрывается, правда соседняя с квартирой Новицкой. Чуть-чуть, не больше, чем на ладонь. В щель, фиксируемую цепочкой, выглядывает встревоженная старушка.
– Ходють-ходють по ночам… – ворчит она.
Наверное из первых комсомольцев бабуся, а может тёща или бабушка какого-то цекашного функционера, Иркиного коллеги.
– Здравствуйте, – спокойно говорю я. – Извините за беспокойство.
– Ты с кем разговариваешь, хорёк? – раздаётся приглушённый голос Арсения из-за двери Ирины.
– С соседкой вашей. Спать ей мешаем.
Соседка торопливо хлопает дверью.
– Я тебе сказал, чтобы ты один пришёл?
– Так я один пришёл, – отвечаю я. – Посмотри в глазок-то.
Главное, не вру ведь. Пришёл я один, а остальные не пришли, а прибежали. Прибежали и затаились, ждут команды старшего. Нет, с этим дураком я бы и сам справился, но решил не превращать эту эпопею в бесконечную историю.
Ну, наваляю я ему, отметелю, не сдержусь опять, изуродую. А он на меня снова заяву напишет, опять молодая следовательша Шелюхова будет меня допрашивать, дела заводить и всё такое.
Нет, у меня, конечно, руки чешутся взгреть этого козлёнка по первое число, но я свой суточный лимит взбучек уже исчерпал, так что всё, хватит. Да и силы уже не те, утренней свежестью от меня и не пахнет… ну, то есть…
– У меня нож, ты понял? – распаляется майор Голубов. – Одно неверное движение и ей конец! Ну-ка, скажи ему.
– Егор, у него нож!
– А чего не парабеллум? –