Открыв конверт, О обнаружила подарочный сертификат в центр пластической хирургии на «одно бесплатное увеличение груди».
— Они ведь имели в виду два увеличения груди, верно? — уточнила она у Паку.
— Конечно, дорогая.
— Потому что иначе я буду выглядеть как-то так, — сказала она и опустила одно плечо, с ужасом отметив, что номер Третий с интересом оглядывает ее грудь.
— Счастливого тебе Рождества, моя милая девочка, — сказала сияющая и довольная собой Паку.
— Да мне в общем-то моя грудь и так нравится, — ответила О. Да и другие вроде пока не жаловались. Ну да, маленькая, зато весьма аппетитная. А уж после хорошей травки некоторые поклонники были готовы наслаждаться ее грудью буквально часами…
— Офелия, неужели ты не хочешь себе грудь, как… — запнулась Паку, подыскивая подходящее слово.
Как у меня, подумала О.
— Неужели не хочешь грудь, как у меня? Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи. Я ль на свете всех милее, всех грудастей и белее? Я, я, я, я! Когда я иду по торговому центру «Саут-Кост плаза», у всех проходящих мимо мужиков тут же встает. Ведь я все еще красива, все еще привлекательна, я вовсе не старею, не старею не старею нет-нет-нет. Разве ты не хочешь быть такой же красивой, как я?
Да ни за что на свете.
— А я ведь правда очень хотела велосипед, — сказала О.
Позже за рождественским ужином в «Солт-Крик инн» Паку, пропустив три яблочных мартини, спросила у дочери, не лесбиянка ли она. О с радостью согласилась с этим предположением:
— Конечно, я самая настоящая мужеподобная хардкорная лесби, — подтвердила она. — Обожаю вылизывать киски и баловаться со страпонами.
Подарок О отдала Эш в обмен на ярко-красный десятискоростной велосипед.
Впрочем, с работы она все равно через три недели уволилась.
17
Когда Чону — тогда еще Джонни — было три года, его папа преподал ему важный урок, посвященный доверию.
Джон-старший был одним из основателей Ассоциации, легендарной группы молодых разгильдяев из Лагуны, которые сколотили миллионные состояния, торгуя травкой, за что и сидели потом за решеткой.
Подхватив малыша Джонни на руки, Джон-старший поставил его на каминную полку в гостиной, протянул вперед руки и велел сыну прыгнуть вниз.
— Не бойся, — сказал он, — я тебя поймаю.
Малыш восторженно улыбнулся и послушно шагнул с полки. В этот самый момент его папаша опустил руки, воскликнул «оле!», — и маленький Джонни упал лицом вниз. Лежа на полу, оглушенный, ошалевший от боли, с кровавой прокушенной губой, Чон прекрасно усвоил урок, который хотел преподать ему отец:
Никогда.
Никому.
Не доверяй.
18
Чон редко виделся с отцом после того, как тот отмотал свои четырнадцать лет в федеральной тюрьме.
После отсидки Джон вернулся в Лагуну, но к этому времени его сын уже служил в армии, и их дороги как-то потихоньку разошлись. Иногда Чон встречал отца в «Старбаксе», ресторанчике «Морской уголок» или просто на улице. Тогда они здоровались и вежливо обменивались последними новостями — пару минут, больше Чон бы не выдержал.
Никакой враждебности в их отношениях не было, теплоты, впрочем, тоже.
Чона это ни капли не волновало.
Он в дружбе со своим отцом совершенно не нуждался.
Ну да, двадцать с лишним лет назад его папаша трахнул его мамашу, сперматозоиды мужественно пробились к цели, и что с того? Джон занимался своими делами и никогда не отличался любовью к задушевным беседам, совместным рыбалкам или игре в бейсбол. Ну, а что касается трахнутой, то есть мамаши… Ей вообще всю жизнь травка нравилась гораздо больше Чона, и Чон ее прекрасно понимал — ему тоже травка всегда нравилась гораздо больше мамаши.
Бен как-то заметил, что к Чону как нельзя лучше подходит фраза про «его вырастили волки», за тем исключением, что волки вообще-то теплокровные млекопитающие, которые прилежно заботятся о своем потомстве.
19
Ну а теперь расскажем о Бене.
О пропащем Бене, о Бене-перекати-поле.
Начнем с его родословной.
Папа у Бена психотерапевт. Мама — тоже.
Не будет преувеличением сказать, что он вырос в доме, где каждое его слово тщательно исследовали, каждый поступок вдумчиво анализировали и где во всем искали двойной смысл.
Больше всего на свете Бен хотел, чтобы его оставили в покое.
Он всегда любил (да и сейчас любит) своих родителей — чудесных людей, добрых и заботливых, убежденных «левых» детей таких же «левых» родителей. Дедушки и бабушки Бена были евреями и жили в Нью-Йорке. Они были членами коммунистической партии и во всем поддерживали Сталина («Нет, ну а что ему оставалось делать?» — говорили они). Они отправили своих детей (родителей Бена) в социалистический летний лагерь в Грейт-Бэррингтоне, штат Массачусетс, где те и познакомились и быстро сошлись, образовав на основе секса и левых взглядов крепкий и надежный союз.
Родители Бена переехали из Оберлина в Беркли и пристрастились к марихуане и кислоте. Затем бросили наркотики, только чтобы вскоре вернуться к ним снова. В конце концов они осели в Лагуна-Бич и открыли весьма успешный кабинет психотерапии.
Кроме них в Лагуна-Бич евреев почти и не было.
(Как-то на Чона напала хандра, и он принялся ныть и жаловаться на свою судьбу — мол, в этом городе почти нет вояк (бывших), он один-одинешенек, и так далее тому подобное. Бен не сдержался.
— А ты знаешь, сколько евреев живет в Лагуна-Бич? — спросил он у друга.
— А твоя мама еврейка? — уточнил Чон.
— Да.
— Тогда трое.
— Вот именно!)
Все свое детство Бен провел под Пита Сигера, отца и сына Гатри, Джоан Баэз и Бобби Дилана,[16] окруженный журналами «Комментэри», «Тиккан», «Нэйшн», «Трайсикл» и «Мазер Джонс».[17] Когда Стэн и Диана (родители настаивали, чтобы Бен называл их по имени) узнали, что их четырнадцатилетний сын курит травку, они не расстроились, а всего лишь попросили его дымить у себя в комнате и, разумеется, засыпали его бесконечными вопросами: счастлив ли он? Или нет? Чувствует ли он себя чужим в этом мире или нет? Все ли хорошо у него в школе? Не сомневается ли он в своей сексуальной ориентации?
Бен же был счастлив, чувствовал себя в этом мире в доску своим, учился на одни пятерки и был абсолютно гетеросексуален, что подтверждалось чередой хорошеньких девиц из Лагуна-Бич.
Просто иногда ему хотелось раскурить косячок, только и всего.
И перестать анализировать все на свете.
Бен вырос в достатке, но не в роскоши.
Его семья жила в хорошем, но далеко не шикарном доме на холмах, что возвышались над пригородом Лагуна-Бич. Тут же, в доме, находились и кабинеты родителей Бена, так что он, возвращаясь