— Славно, — придирчиво проведя пальцем по сургучу, старец убедился, что линия его непрерывна и, щелкнув пальцами по одному из четырех маленьких колечек, вшитых в тубус по бокам, посмотрел на меня.
— Я лично отправлю ворона в замок, Защитница.
— Опять вы… — я не успела закончить, замолкнув под строгим взглядом магистра.
— Твое обучение мною на сегодня закончено, Защитница, а значит, что ни я, ни ты не должны забывать, кем ты являешься.
«Вот же зануда! Тут захочешь — не забудешь!»
Я вздохнула и кивнула, решив ничего не отвечать.
Магистр Ирвин, отвесив мне короткий уважительный кивок, покинул комнату.
В который раз за сегодняшний день я снова осталась одна и вдруг поняла, что мне это чертовски надоело — сидеть в своих покоях и смотреть, как люди бегают туда-сюда. «Пора бы и самой выбраться из четырех стен. Посмотреть, как устроились жители Кохши. Поговорить с графом, его совет мне точно не помешает. Навестить Альвина…»
Поправив перевязь, я вышла из комнаты.
Невзирая на первоначальный план, мои ноги сами понесли меня на первый этаж, в главную залу.
Скользнув в приоткрытые двери, из-за которых раздавались тихие, монотонные голоса, я замерла, раздумывая, а не слинять ли мне куда подальше, пока находящиеся тут меня не заметили?
Зал был полон людей, облаченных в красные одежды разной степени насыщенности. Судя по всему, мне угораздило прийти сюда в молитвенный час братьев-рыцарей. Я уже было развернулась к выходу, решив для себя, что не готова сейчас к каким бы то ни было конфликтам, но меня заметили.
— Защитница! — разносится по залу низкий командный голос, перекрывая гул молитв, что тут же стихают. Я, слыша шорох разворачивающихся на лавках людей, вздыхаю и медленно разворачиваюсь обратно, лицом к статуе.
Возле нее, встав с края самой первой лавки, стоит высокий, худощавый мужчина. Его тога имеет широкий белый кант, но все равно красного в ней значительно больше, чем у большинства виденных мною.
— Я не хочу мешать вам, — стараясь говорить достаточно спокойно, я с определенной долей внутреннего беспокойства отметила, как с первых лавок встали еще четверо мужчин, облаченных в такие же тоги. Все, находящиеся в зале, почтительно молчали, в то время как первый, обратившийся ко мне, резким движением ладони разрубил воздух перед собой.
— Ты не можешь помешать, Защитница. Ты же одна из нас, верно, братья? — говоривший со мной поочередно смотрит на молчащих до этого четверых вставших и те с разной степенью уверенности кивают. С такого расстояния мне тяжело рассмотреть выражения их лиц.
«Что ж, придется принять приглашение. Еще бы знать, что делать дальше»
Я медленно подхожу к стоящим возле статуи мужчинам. «Так и не спросила у магистра, принимают ли в орден женщин? Кажется, я еще ни одной не видела в одеждах храма, но Альвин упоминал, что это возможно. Нет желающих?»
Говоривший со мной высок, почти на две головы выше меня и примерно на ладонь выше остальной пятерки. У него посеченное тонкими мелкими шрамами лицо, которые не было видно издалека, но которые жутко выглядели вблизи, зеленоватые глаза, и не тронутые сединой медные волосы, хотя на вид ему никак не меньше сорока лет. Он улыбался мне, широко, дружелюбно. Так дружелюбно, что я не удержалась и осторожно потянулась к нему своей чуйкой, пытаясь понять, насколько он искренен.
В тот момент, когда наши взгляды пересеклись, он мне подмигнул, а я услышала в собственной голове чужой голос:
— Удостоверилась, Защитница? Похвальная предосторожность, даже, как бы ни было грустно это говорить, в стенах храма. Только не выдай себя…
«Я такая неумеха…» — мне только и остается, как старательно делать невозмутимое лицо, бросая короткий взгляд на других стоящих. Проверять их я не решилась.
— Поговорим об этом позже, Защитница, — снова отвечает в моих мыслях этот человек, а после, разводит руками, обращаясь ко мне уже вслух. — Мы незнакомы, но каждый из нас уже знает о тебе многое. Эвелин Добродетельная, Глас Пресветлой и ее карающий меч.
Я не отвожу взгляда, молчаливо принимая все озвученные титулы, потом — чуть склоняю голову.
— Отложим официальное знакомство. Я ведь все же отвлекла вас, — краем глаза я вижу, как один из стоящих по левую сторону от меня мужчин неопределенно качает головой, то ли моим словам, то ли собственным мыслям.
Мой собеседник, помедлив, кивает, после чего, вдруг усмехнувшись, делает несколько шагов, проходя мимо меня и садиться на свое место на лавке. Остальные мужчины делают то же самое, оставляя меня стоять в центре прохода, возле статуи.
«Это какая-то проверка?»
Я глянула на один ряд лавок, потом — на другой. Все первые места были заняты. Лица мужчин, что приветствовали меня, выражали отстраненный интерес, разве что мой недавний собеседник выглядел чуть более довольным.
Подняв взгляд выше, я обнаружила, что на меня вполне ожидаемо пялятся все находящиеся в зале. Беглый взгляд выхватил знакомое лицо — Тревор из Зилбурга, встретившись со мной взглядом, торопливо опустил глаза.
«Ступени в основании статуи как раз по высоте подходят для того, чтобы на них сесть» — пришла мне в голову вдруг странная мысль. Я обернулась через плечо, оценивая ступенчатый постамент. Для меня, конечно, было высоковато, но, за неимением альтернатив…
Уже ощущая телом холод камня, я снова подняла взгляд на сидящих храмовников. Их лица были недвижимы, словно вырезаны из такого же камня, что и статуя за моей спиной.
Чуть поелозив из стороны в сторону, я закинула ногу на ногу, сложила руки поверх, сцепив пальцы в замок на колене и, чуть наклонив голову к правому плечу, вопросительно подняла брови, снова проводя взглядам по лицам мужчин.
«Вроде бы никто не против моего выбора места. Может быть, так и задумывалось?»
Многие закрыли глаза, их губы вновь беззвучно зашевелились, обращаясь к богине, а меня…
Меня не покидало странное чувство дежавю. Я, с одной стороны, была точно уверена, что не оказывалась в такой ситуации раньше, а с другой в голове то и дело всплывало неясное воспоминание. Тот же зал, тот же ракурс, только чуть выше, и другие люди, сидящие передо мной.
Я видела, как моя рука вытягивается вперед, а голос произносит обращение к сидящим на лавках людям.
— Каждый из нас, будь он мужчиной или женщиной, являясь в этот мир, хранит в себе то, что станет шестью добродетелями, — мне