— Нельзя, — Корсаков осуждающе посмотрел на меня, — я дал слово не раскрывать секрет.
Я не успел ему возразить. В лагере послышался топот ног и пронзительный звук трубы.
— Не торопитесь, — остановил меня Корсаков, увидев, что я встаю, — доедим, а там уже смотреть будем. Если что-то важное случилось, к нам пришлют посыльного с приказом.
Согласившись с житейской армейской мудростью, я остался сидеть и спокойно доел яичницу. Посыльный с приказом примчался точно к тому времени, как мы вышли из палатки. Корсаков прочитал бумагу и обратился ко мне.
— Пруссаки подходят с севера, Константин Платонович. Думаю, Фридрих возле Кюстрина через Одер переправился.
— И что там? — я кивнул на бумагу. — Салтыков приказывает отступать?
— Ни в коем случае, — Корсаков ухмыльнулся. — Он на вид хоть и тихий, но старик жару молодым может дать. Мы выдвигаемся им навстречу.
К счастью, нам не надо было торопиться. Первыми из лагеря ушли передовые части гусар, за ними кирасиры, следом пехота, а уже после в путь двинулась и наша батарея.
Корсаков успел съездить в штаб корпуса и, вернувшись, радостно рассказал: Салтыков взял за жабры союзников, уже было собравшихся отступать, и обе армии двигались теперь навстречу Фридриху. Генерал-аншеф собирался дать решительное генеральное сражение. В чём мы с Корсаковым его искренне поддерживали.
Глава 6
Холм Мюльберг
Русские войска встали к востоку от Франкфурта возле маленькой деревеньки Кунерсдорф. Армия заняла оборону на трёх возвышенностях, разделённых оврагами: корпуса Фермора и Вильбуа разместились на холме Юденберг, корпус Румянцева на Большом Шпитцберге, а Обсервационный на Мюльберге.
Салтыков ждал удар со стороны Кюстрина, поэтому войска получили приказ строить укрепления на северной стороне. Нашу батарею это тоже не минуло: солдаты копали, насыпали редуты, утрамбовали земляные стенки и брустверы.
— Как вам наша позиция, Константин Платонович? — спросил меня Корсаков, разглядывая в подзорную трубу местность перед холмом.
— Неплоха. — Мне показалось, что он хочет меня слегка проэкзаменовать, и решил подыграть: — Господствующая высота, поле внизу заболочено, так что пехота будет вязнуть. Для обороны просто отлично.
Корсаков одобрительно кивнул, и я продолжил:
— Только есть у меня опасение, Иван Герасимович, что Фридрих тоже всё это знает. Я бы на его месте постарался обойти нас, чтобы не класть войска в лобовой атаке.
Майор хмыкнул.
— Тоже такие мысли были. Но раз начальство приказало, будем окапываться здесь.
Пришлось солдатам продолжать копать. А я следил за работами, проверял Печати на орудиях и «близнятах».
Через три часа в пехотных частях, стоявших рядом, возникла какая-то нездоровая суета и движение. Я уж было решил, что Салтыков дал распоряжение отступать, но ошибся. На батарею прискакал один из адъютантов Фермора и передал приказ — оставить северный склон и занять оборону на южной части холма. Как он добавил от себя, разъезды казаков заметили пруссаков, обходящих русскую армию с востока.
— Как я и говорил, — поморщился Корсаков, — опять готовить позиции. Только людей перед боем зря гоняем.
Я с ним согласился, но делать было нечего. Придётся солдатам копать заново.
* * *
Почти до заката батарея готовила новые позиции. Впрочем, Корсакову и здесь не понравилось.
— Плохо, очень плохо, — ворчал он. — Если пруссаки со стороны Кунерсдорфа будут наступать, мы их отсюда не достанем. Что мы тут прикрываем? Фридрих тоже не дурак, не полезет через овраги.
Я только пожимал плечами. Думаю, ему стоило рассказывать не мне, а попытаться убедить Фермора. А возможно, Корсаков просто был не в духе.
— В штаб поеду, — будто услышал мои мысли он, — выскажу всё, что думаю. Константин Платонович, остаётесь за старшего.
Проследив за ходом работ, я сходил на соседние позиции, где ставили свои лёгкие пушечки артиллеристы пехотных частей. Подновил им Печати на орудиях, а заодно узнал свежие новости. Говорят, авангард Фридриха видели уже в пяти верстах. А значит, завтра точно дадим ему сражение. Офицеры на этих словах крутили усы, выпячивали грудь и рвались в бой.
Вернувшись на батарею, я отошёл в сторонку и подозвал Кижа.
— Значит так, Дмитрий Иванович, у нас с тобой будет отдельная задача, личная.
Он вытянулся по стойке смирно.
— Слушаюсь! Жажду воевать, Константин Платонович!
— Вижу, — махнул я рукой, — завтра навоюешься. План такой: мы должны захватить в плен Фридриха.
Киж изумлённо поднял брови, но промолчал, ожидая дальнейших инструкций.
— Фридрих обожает лично командовать войсками. Стало быть, завтра он будет во второй линии. Вероятно, на какой-нибудь высоте, чтобы видеть поле боя.
Мертвец согласно кивнул.
— Как только я обнаружу его местоположение и дам тебе наводку, возьмёшь лошадей и отправишься туда. Подкрадёшься, как ты умеешь, незаметно и постараешься взять его. Справишься?
— Так точно! — гаркнул Киж. — Он меня не увидит, пока его вязать не начну. Охрану разрешаете перебить?
— Разрешаю. А я тебе окажу снайперскую поддержку. Постараюсь и с охраной помочь, и Фридриха, если будет убегать, остановлю.
Ну а что? Коли Киж способен скрывать своё присутствие от живых, почему бы не воспользоваться?
— А может, — Киж хищно прищурился, — решить вопрос кардинально? Убить его и все дела. Я смогу, не сомневайтесь!
— Нет, Дмитрий Иванович, такой вариант оставим на крайний случай. Нам Фридрих нужен живой и более-менее целый.
Я не собирался убивать короля Пруссии. Ранить, чтобы обездвижить, но не убивать. Если он умрёт, у пруссаков начнётся страшный бардак. Кого брать за жабры, чтобы подписывал с нами мир? Пока они разберутся, кто там наследник, упустим время. Австрияки интриговать начнут, переговоры затянутся. Может случиться, что во власть вылезет кто-то похлеще Фридриха и тогда война разгорится по новой. Да и непонятно, какое отношение ко мне будет после убийства короля. Не уверен, что общество не объявит Урусова Константина Платоновича презренным цареубийцей. Всё же дворяне в таких делах очень чувствительны и щепетильны.
— В общем, Дмитрий Иванович, проверь оружие, лошадей и будь наготове.
Киж щёлкнул каблуками и пошёл готовиться к нашей маленькой авантюре.
* * *
Уже в сумерках вернулся крайне недовольный Корсаков.
— Как я и говорил, — кривя губы, выплюнул он, — пруссаки подходят со стороны Кунерсдорфа. Нашу батарею приказано разделить: половину орудий с расчётами отдают в помощь Обсервационному корпусу. Придётся вам, Константин Платонович, остаться здесь и командовать самостоятельно. Ну да ничего, вам не привыкать, справитесь.
— Иван Герасимович, помилуйте! Куда вам ехать с ранением?
Он и правда выглядел бледновато и каждый раз, наступая на правую ногу, непроизвольно морщился.
— Тем более вы с шуваловцами не слишком ладите, а я человек никому не известный, как-нибудь мирно договорюсь.
Корсаков посмотрел на меня с облегчением и чуть-чуть виновато.
— Нехорошо так, — отвёл он взгляд, — вас в самую гущу посылать. Я старший офицер, должен…
— Иван Герасимович, если по совести, вы сейчас должны лежать в госпитале, а не командовать батареей. Поберегите ногу, я вас очень прошу.
— Ваша правда, — нехотя признал он, — я сейчас не в лучшем состоянии.
— Вот и оставайтесь здесь, а я поеду на Мюльберг. Только дайте мне Сидорова и прапорщиков Саблина с Клевцовым.
— Ограбить меня хотите, — усмехнулся Корсаков. — Забирайте, вам нужнее будут. Ни пуха