— Саша, успокойся, — я схватил её за плечи, — ты переходишь все границы. В Петербург поедешь в следующий раз, а сейчас возьми себя в руки.

— Нет!

Она сбросила мои руки и топнула ногой.

— Хватит! Надоело! Больше не желаю у вас учиться! Я тоже поеду куда захочу!

Рыжая кинулась к двери.

— Александра, куда вы?

— Это вас не касается!

Она выскочила из комнаты, хлопнув дверью. Бобров, присутствовавший при этой безобразной сцене, отвёл глаза и сделал вид, что ничего не видел.

— Пётр, у меня к тебе просьба.

— Да?

— Будь добр, проследи за Александрой, чтобы она не наделала глупостей. Как успокоится, отвези её в Злобино.

— А может, пусть уж наделает глупостей? — Пётр скептически хмыкнул. — Будет ей уроком.

Я отрицательно покачал головой.

— Не стоит. Я её учитель и обязан её защитить, в том числе от неё самой.

— Хорошо, прослежу, — Бобров вздохнул. — А то ведь и правда натворит ерунды, будет перед её отцом неудобно.

Спрашивать, зачем я еду в Петербург, Бобров предусмотрительно не стал. Чувствовал, что ответа всё равно не получит.

* * *

В Злобино мы заехали уже под утро. Я заскочил в усадьбу на минуточку, только взять документы из Ябедного архива. Скажу, что эти доказательства обнаружились в бумагах дяди совсем недавно. А заодно захватил «громобои» и футляр с Нервным принцем — поскольку Талант у меня не проснулся, буду работать деланной магией. Мало ли какая ситуация может возникнуть в дороге и самой столице.

На выходе меня неожиданно перехватил Лукиан. Беззвучно появился на пути и взглядом припечатал на месте. Меня будто придавила пудовая гиря, а ноги налились тяжестью, так что я с трудом устоял.

— Стой, отрок.

Монах прищурился, разглядывая меня, пожевал губами и качнул головой.

— Зря едешь, — буркнул он. — Всё суета сует и томление духа. Но дело твоё, сам решай. На-ка вот.

Он протянул руку и вложил мне в ладонь маленький холщовый мешочек с верёвочкой.

— Надень на шею и не снимай.

— Что это?

— Мулетка, от дурного глаза.

Потеряв ко мне интерес, Лукиан развернулся и ушёл в столовую, даже не попрощавшись. Я махнул рукой и поспешил к дормезу. Ну его, всё равно ничего другого от вредного монаха не добиться. Но мешочек я всё-таки на шею надел. Магии в нём не чувствовалось, так что вреда не будет.

* * *

Таня ни о чём не спрашивала. Она мне полностью доверяла. Едем в Петербург? Отлично, значит, так надо. И никакого волнения и тревог — учитель и любовник знает, что делает. Я даже позавидовал такому настрою.

Но мне пришлось разбить её душевное спокойствие. Когда мы проехали Владимир, я достал бумаги из Ябедного архива.

— Таня, прочитай, пожалуйста.

Девушка взяла листки, придвинулась к окну, где было больше света, и стала разбираться в документах. Едва она прочитала первый листок, между её бровей пролегла глубокая морщина. Лицо стало серьёзным, а глаза бегали по строчкам с напряжённым вниманием.

— Константин Платонович, вы же не просто так показали мне это?

Я кивнул.

— Вы думаете, что девочка жива?

— Не думаю, точно знаю.

— Мы едем разыскивать бедняжку?

— Нет. Она уже нашлась.

Взяв ладонь девушки, я заглянул ей в глаза.

— Вот она, сидит передо мной.

Несколько секунд Таня поражённо молчала, задержав дыхание.

— Вы шутите, — выдохнула она.

— Ни в коем разе.

— Константин Платонович, этого не может быть!

— Может, Таня, может. Ты дочь Елизаветы Петровны и Алексея Шубина.

— Нет! Нет! Вы ошиблись, Константин Платонович! Вы пошутили, да? Скажите, что вы шутите!

— Нет, Танечка.

Я обнял девушку, увидев в голубых глазах слёзы.

— Тшшш… — я гладил её по голове, чувствуя, как рубашка на плече промокает от слёз. — Тихо, милая, тихо.

— Но как, — всхлипывала она, — как? Мне говорили, что мама умерла. Батя всегда косо смотрел, так я думала, из-за второй жены. Никогда даже по голове не погладил. А я его всё равно любила. Из усадьбы ему подарки передавала. А он и не отец вовсе. За что, Константин Платонович? В чём я виноватая?

— Ни в чём, Танечка, ни в чём.

Она прижалась ко мне ещё сильнее. Боковым зрением я увидел, как на нас смотрит Киж. Мертвец всю дорогу тихо сидел в углу, закрыв глаза и изображая мебель. Сейчас же он удивлённо выпучился на меня и беззвучно открывал рот, будто собирался что-то спросить. Я нахмурился и взглядом приказал ему и дальше не отсвечивать.

Таня отстранилась от меня.

— Куда мы едем, Константин Платонович?

— В Петербург. Попробуем рассказать о тебе императрице. Если этого хочешь ты, конечно.

— А…

— Ты можешь отказаться, и мы повернём обратно. Ничего не изменится, будем жить, как прежде, и никто не узнает. Я остаюсь твоим учителем и другом, чтобы ты не решила.

— Я… Мне надо подумать, Константин Платонович.

Таня думала почти до самого Петербурга. Мы останавливались на постоялых дворах, молча обедали и также молча продолжали путь. Киж перебрался на козлы к вознице, а я читал дневник Бернулли и ждал слова девушки.

— Я хочу увидеть маму, — наконец решила Таня, — очень хочу. Вы поможете мне, Константин Платонович?

— Конечно.

— Только, — она посмотрела мне прямо в глаза, — я не хочу уезжать. Не хочу оставаться в Петербурге. Я вернусь в Злобино и продолжу учиться деланной магии. Обещайте, что я останусь с вами. Обещайте, Константин Платонович, даже если моя мама будет против.

Я взял её руку, поднёс к губам и поцеловал кончики пальцев.

— Обещаю.