Он уставился на меня.
Его тёмные глаза выражали шок, вопреки всему, о чем он думал.
«…Боже, она все это время читала мои мысли? Она знала, что я влюблён в неё? А я-то тут думал, что делаю большое признание…»
— Нет, Ник… нет…
Он резко вздрогнул, и я покраснела.
Удерживая его взгляд, я покачала головой и сказала непреклонным тоном:
— Я клянусь тебе, я не знала… я понятия не имела, — ощущая, как этот страх в животе обостряется при виде его настороженного лица, я перевела взгляд между ними. — Говорю вам… я могу это контролировать. И я не пользуюсь этим, чтобы вторгаться в личное пространство других людей. По любым причинам. Большую часть времени это более-менее закрыто. Я пользуюсь этим, только когда действительно нужно.
Видя, как они оба уставились на меня с открытым неверием, я сглотнула, качая головой.
— …Я не хочу, чтобы вы беспокоились из-за этого. Я не вторгалась в ваши мысли таким образом. Никогда. Даже когда вы в прошлом году арестовали меня.
Я в упор посмотрела на Энджел, которая уставилась на меня широко раскрытыми глазами, разинув рот.
— Вы мои друзья, — добавила я, и горло сдавило, когда эти слова отложились в сознании. Я молила Бога, чтобы не поставить эту дружбу под угрозу. — … Я люблю вас обоих. Я бы никогда так не поступила. Обещаю вам. Вы, ребята, всегда были строгим табу. Все мои друзья. Я пользовалась этим для работы. И когда думала, что мне может грозить опасность. Я пользовалась этим, когда это казалось этичным…
Умолкнув, я посмотрела на Ника.
Он отвёл взгляд, но я видела, как напрягся его подбородок.
Я видела в его глазах более глубокое понимание, когда он уставился в стол.
— Блэк такой как ты? — спросил Ник, все ещё глядя на стол.
Я неохотно кивнула.
— Да.
— Насколько такой же как ты, док?
— Намного сильнее меня, — призналась я. — Намного, намного сильнее.
— Так почему ты рассказываешь нам это сейчас? — спросил Ник, поднимая на меня глаза. — Я так понимаю, это не просто спонтанное признание. Здесь нечто большее, верно? — его челюсть поджалась. — Что-то связанное с Блэком?
Вздохнув, я кивнула, запуская пальцы в волосы и чувствуя, как в груди усиливается боль.
— Я говорю это сейчас потому, что Блэк в опасности.
Услышав фырканье Ника, я подняла взгляд. Он хмурился на меня.
Вздохнув, я откинулась на спинку дивана.
— Говорю тебе, ты неправильно его понял, Ник. Во многом, но особенно в части того, почему он уехал. Он уехал не потому, что хотел уехать, — помедлив, я прислонилась лбом к ладони, чувствуя лёгкое головокружение от выпивки. — Есть люди, которые знают, что он из себя представляет. Люди, которые хотят использовать эту часть его… в качестве оружия, наверное, можно так сказать, — я посмотрела Нику в глаза. — Плохие люди, Ник.
— Плохие люди? — повторил он, хмурясь.
Я проигнорировала услышанную лёгкую нотку сарказма и кивнула.
— Худшие. Торговцы людьми. Криминальные лорды. Убийцы. Садисты. Но есть ещё кое-что… много чего. Потребуется время, чтобы объяснить все… — я взглянула на Энджел, увидела по её глазам, что она вновь слушает, что она немного оправилась от изначального шока. — … Это связано с тем, что случилось со мной в Бангкоке.
Я снова глубоко выдохнула, затем сделала глоток маргариты.
Когда я заговорила в следующий раз, они меня не перебивали.
Более того, ни один из них ещё долго не сказал ни слова.
Глава 9
В движении
«Мири…» — его присутствие омывает меня. Оно приносит насыщенный прилив жара, который я ощущаю каждым дюймом кожи. Его боль вторит эхом. Она становится громче, мягче… от интенсивности томления я едва могу думать, едва могу его выносить. Что-то в этом ощущается так, будто сводится ко мне.
Что-то ощущается так, будто сводится исключительно к нему.
Обе эти вещи причиняют мне боль.
«Мири… пожалуйста. Пожалуйста… не злись на меня…»
Он спит. Там, в его сне, холодно. Там холодно, хоть он и потеет под пуховым одеялом, укрывающим его кровать. Там холодно, и я все ещё молю Бога о том, чтобы я все ещё видела его будущее, а не настоящее.
Я знаю, что он один.
Я знаю, что они все глубже и глубже втягивают его в свою операцию — все больше и больше их извращённых ритуалов и культуры, которая окружает весь их бизнес… или культ… или что это вообще такое. Я знаю, что отчасти это ради того, чтобы погрузить Блэка в это, не столько внушить ему эту идеологию, сколько пропитать специфическими вибрациями. Я не совсем понимаю эту часть, но я знаю, что это как-то связано с тем, кто он такой, и как подобные ему люди впитывают информацию.
Я также знаю, что он борется с ними.
Я знаю, что ему больно бороться.
Однако я больше не знаю, что происходит с ним, не считая того немногого, что он мне говорит, а этого становится все меньше с каждым днём. Я запуталась, что я видела через него, а в чем он действительно сознался с помощью слов. Я запуталась, но я стараюсь видеть его через проблески, видеть людей по ту сторону, дёргающих его за ниточки, пудрящих ему мозги.
Я не вижу, чтобы они вновь насиловали его. Я даже не спрашиваю его, случилось ли это по-настоящему.
И все же многое из увиденного вызывает у меня тошноту.
Я чувствую, что его тоже тошнит от этого.
Некоторое из этого напоминает ему о прошлом, о котором он хотел бы забыть.
В какой-то мере для него это ещё хуже. Он думает, что местные видящие безумны, что с ними что-то не так. Он думает, что Счастливчик отравил их сознания, или же они просто не очень хорошо справляются, будучи отрезанными от собственного вида. Он говорит мне, что в другом мире все не так. Он говорит мне, что там они не все были животными, что некоторые были хорошими.
Он ощущает ужас от увиденного, испытывает отвращение.
«Мири, пожалуйста… — посылает он. — Пожалуйста… Прости меня…»
Боль усиливается. Оба её вида.
Часть этой боли ощущается старой. Часть — новой.
Я снова вижу проблески его детства — маленький золотоглазый ребёнок, покрытый пылью, кровью и потом, босиком стоит в грязи, сверлит охранников взглядом, а маленькие челюсти стиснуты в знак неповиновения.
Земляной пол. Колючая проволока. Заборы под напряжением. Белёные стены.
Я вижу, как там ему тоже причиняют ему боль.
Кажется, куда бы