Я знала мужчин-военных, которые были тихими именно в такой манере.
Что бы там ни было с Мозером и его тихим напарником, они оба хорошо маскировали свои эмоции. Чертовски лучше большинства людей.
Это навело меня на мысль, что возможно, их легко недооценить.
— Нам стоит сначала познакомиться с присутствующими в комнате? — говорил Ник, когда я опять прислушалась. Взглянув на него, я тоже увидела на его лице раздражение, и мне пришлось снова подавить желание закатить глаза. — …Или это вы тоже хотите сделать по дороге?
Я услышала в этих словах укол сарказма. Интересно, услышал ли кто-нибудь ещё.
Ник тоже носил свои маски.
— По дороге, — сказал Мозер, закрывая ежедневник в кожаном переплёте и вставая на ноги. — …В движении я лучше думаю.
Хокинг без единого слова последовал за ним.
Пока я не встала, чтобы пойти следом, до меня и не доходило, что Хокинг не сказал ни единого слова за то время, что мы были в комнате.
***
В машине Хокинг тоже не говорил.
Я ехала на место преступления с Ником, Гленом, Мозером и Хокингом.
Ник и Глен ехали впереди. Мозер и Хокинг сидели сзади, по обе стороны от меня, что логично, учитывая, что из нас троих я была самой миниатюрной, но все равно это казалось странно просчитанным. Энджел и Эстевез, должно быть, поехали на своей машине, а Блэк исчез, что заставило меня гадать, поедет ли он вообще с нами.
Я не чувствовала его, впервые за несколько недель — возможно, впервые с того времени, как я нашла его в Париже — и перед уходом он не сказал мне ни слова, и это тоже не способствовало моему спокойствию. Терпеть взгляды Мозера, сидевшего рядом со мной в штатской машине Ника без опознавательных знаков, тоже не помогало делу.
Однако я не простирала свой разум. Я также игнорировала Хокинга, хотя это не было проблемой, поскольку всю поездку он смотрел прямо перед собой, точно пытался просверлить взглядом дыру в черепе Глена, сидевшего за рулём.
Вообще говоря, я использовала экстрасенсорные способности только для информации, которая могла оказаться полезной для работы или в вопросах личной безопасности. Учитывая частоту взглядов Мозера и то, что я уловила от него ранее, я не думала, что его взгляды были связаны с работой.
Кроме того, даже если я не чувствовала Блэка, я все равно не была уверена, что он не чувствует меня.
— Вы психиатр? — наконец спросил Мозер, все ещё наблюдая за моим лицом.
Я отпила глоток кофе, не глядя на него.
Странно, но я чувствовала, что Хокинг тоже слушает в ожидании моего ответа.
Возможно, они действительно были командой.
Мозер как отвлечение, а Хокинг притворялся невидимым.
— Психолог, — сказала я. — Клиническая работа и исследования, в основном.
— И какова именно ваша связь с этим делом? — спросил Мозер. Даже не читая его, я чувствовала в нем интерес и попыталась его избежать. — Вы профайлер, мисс Фокс? Или мне стоит называть вас Мириам?
— Любой вариант подойдёт, — сказала я, сохраняя безразличный голос. Я мельком взглянула на него. — И да. Обычно я помогаю Нику с профайлингом. Особенно в делах, где мотив не ясен, либо больше связан с психологией, а не материальными вопросами.
Несколько секунд Мозер продолжал наблюдать за мной.
— У нас есть профиль, составленный на Тамплиера в Лос-Анджелесе, — сказал он затем. — Возможно, вы бы хотели его увидеть? У меня есть с собой копия.
Я наградила его очередным беглым взглядом и увидела, что эти голубые глаза сосредоточились на моих руках. В этот раз я не прочла его, но у меня определённо сложилось впечатление, что он искал обручальное кольцо.
— Я думала, вы хотите подождать с этим, — сказала я, и мой голос все ещё звучал резче обычного. Я говорила с ним как доктор, но все равно чувствовала себя странно — пойманной в ловушку между двумя мужчинами. Мне было ненавистно это делать, но я все же слегка поёрзала на сиденье. — …Разве вы не хотели дождаться подтверждения какой-то связи, прежде чем мы углубимся в детали вашего дела?
— Профессиональный интерес, — сказал он. Он улыбнулся, когда я вскинула взгляд, и у меня сложилось впечатление, что он заметил моё ёрзанье. Однако вместо того чтобы трактовать в этом неудобство, он, казалось, воспринял все иначе. — Я подумал, что вы захотите увидеть это исключительно из интереса к делу, Мириам.
Ник обернулся на этой фразе, выгнув на меня бровь.
Его я тоже проигнорировала.
Когда я повернулась к Мозеру в этот раз, синий взгляд задержался на моих губах, но затем на глазах скользнул к моей груди. Когда он как будто почувствовал, что я на него смотрю, он поспешно отвернулся и покраснел.
— Ладно, — прямолинейно заявила я и протянула руку. — Он у вас при себе?
Я ощутила слабый шепоток веселья от Хокинга рядом со мной.
Возможно, этот парень все же не был полным зомби.
Мозер тоже улыбнулся, в его выражении не осталось ни следа смущения. Все ещё изучая моё лицо, он откинулся назад на сиденье, укладывая на колени стопку бумаг и папок. Я смотрела, как он деловитыми движениями открывает комбинацию кожаного портфеля и линованного блокнота, которую он принёс в конференц-зал Северного Участка. Пролистав, вероятно, папки бумаг по делу, он вытащил пачку скреплённых зажимом листов и протянул мне.
— Большинство из этого есть так же в электронном виде, — объяснил он. — Так что если выяснится, что это наш парень, я позабочусь, чтобы вы получили свои копии всего необходимого. Тем временем, вот распечатка основных пунктов, которые мы получили от привлечённого к делу профайлера ФБР, плюс мои заметки…
— Так ФБР работает над делом? — спросила я.
И вновь я чувствовала, что Ник на переднем сиденье слушает.
— Неофициально. Пока что. Но они приглядывают за делом. У меня есть там несколько друзей, так что я попросил об услуге, чтобы получить доступ к одному из лучших профайлеров.
Он сказал это, возможно, с целью меня впечатлить, но я лишь кивнула, просматривая распечатанный текст наряду с тем, что было подписано синими чернилами, видимо, рукой Мозера. Я предположила, что он левша, просто по направлению линий в массивных крупных буквах, исписывавших страницу.
Сам профиль шёл с верхнего уровня к более детальным сведениям.
Верхний уровень был практически по учебнику.
Белый мужчина. От тридцати до сорока пяти лет. Маловероятно, что он моложе 32–33 лет в связи с высокой степенью организованности и педантичности в преступлениях. Одиночка. Скорее всего, вырос в доме с насилием и/или алкоголизмом, но эти проблемы скрывались и тщательно контролировались на