Закрываю глаза и говорю себе, что он не моя проблема. Джесси Ли-это проблема Пита. Но что, если он ранен? Кусаю губу, глядя в коридор, затем на ванну, затем взгляд останавливается на двери.
Снова раздается долгий стон агонии.
Кажется ему действительно больно.
Моя рука дрожит, когда я хватаюсь за дверную ручку и осторожно открываю дверь. Первое, что замечаю, когда заглядываю в комнату больного, это запах дезинфицирующего средства, который—хотя Пит уверял, что он не заразен—приносит мне утешение.
Я никогда раньше не видела спальню пастора Лэнгли. Дверь всегда была закрыта, пока я была здесь, и я никогда не заглядывала внутрь. Иисус всегда наблюдает.
Даже сейчас я не осматриваю комнату, а заставляю себя посмотреть на источник звука.
Там, под белой простыней, лежит татуированный голый торс. К торсу прикреплена голова, увенчанная густой копной рыже-коричневых волос.
Ох, Господи Боже.
Там, в постели, лежит Джесси Ли.
Он лежит на спине, голова покоится на подушках, подбородок направлен в потолок и демонстрирует самую совершенную мужскую линию подбородка, которую я когда-либо видела—квадратную, сильную и волевую. Я бы сказала, что он выглядит слишком сурово, если бы не его пухлые губы и длинные ресницы. Парень облизывает губы, и белые зубы вонзаются в пухлую нижнюю губу.
При признаке его боли я резко прекращаю осмотр и начинаю действовать… и резко останавливаюсь, когда замечаю, что его правая рука просунута под простыню и движется быстрыми рывками.
Я задыхаюсь от шока и закрываю рот рукой.
Он стонет и поднимает одно колено. Простыня соскальзывает с его худого бедра, украшенного еще большим количеством чернил. Я отшатываюсь назад и разворачиваюсь, врезаясь в дверной косяк. Выскакиваю за дверь и захлопываю ее.
Мое дыхание вырывается быстрыми рывками, а лицо так горит, что обжигает. Глубокий, хриплый смешок, сопровождаемый тихим вздохом, заставляет меня нестись по коридору к Эллиот.
О Боже мой, о Боже мой, о Боже мой! Ему не было больно! Он не испытывал никакой боли. Он... он... не могу поверить, что видела, как Джесси Ли ублажал себя!
— Ладно, все хорошо. — Я пытаюсь успокоиться, поднимая Эллиот с пола, не потрудившись выключить телевизор. — Пора мыться!
Пробегаю мимо двери спальни и запираю нас в ванной. Здесь мы будем в безопасности, пока Пит не вернется.
ДЖЕССИ
Это было потрясающе.
Если бы у меня хватило сил встать, я бы расцеловал эту девушку в губы за подарок, который она мне только что подарила.
Я уже начал немного нервничать из-за своей неспособности кончить. Не помогало и то, что жена Бэнджи улыбалась мне со всех шестиста фотографий.
А тут еще этот чертов стул. Я велел медбрату накрыть его пледом полностью, но это дерьмо преследует меня из-за вязаного крючком покрывала.
Не думал, что даже близко подойду к оргазму, но тут таинственная девушка просунула голову внутрь. Я знал, что это был не старый добрый медбрат, потому что он бы сохранил хладнокровие и оставил меня наедине с моим дерьмом. Мой брат начал бы лекцию о том, почему дрочить — это грех.
Она не сделала ни того, ни другого.
Я услышал, как она резко втянула воздух. Я знал, что в течение нескольких коротких секунд она наблюдала за мной, и я представил, что ей понравилось то, что она увидела.
Ни один из образов, всплывших из моих воспоминаний о развратном сексе втроем, не сделали для меня ничего, но этот невинный тихий вздох заставил потерять голову. От силы оргазма я увидел звезды, потерял всякую чувствительность в руках и ногах, в горле пересохло, и если бы я уже не лежал, то упал бы на задницу.
Я даже не видел ее лица, только мелькнул простой хвостик каштановых волос, когда она выскочила за дверь. Так что не знаю, она может быть королевой красоты или троллем. Для меня это не имеет значения—я бы расцеловал ее до полусмерти за то, что она сделала.
Вытираюсь дешевой простыней и бросаю ее на пол.
— Барахло все еще работает.
Лежу голый под потолочным вентилятором и наслаждаюсь первым продолжительным периодом времени, когда действительно чувствую себя... хорошо.
Теперь, когда все наркотики и выпивка изгнаны из моего организма, можно работать над своим планом выбраться отсюда.
Перекатываюсь на бок, затем медленно поднимаюсь и сажусь на край кровати. Чувствуя прилив крови к голове, опираюсь локтями на колени, чтобы не упасть. Мой череп пульсирует от нового вертикального положения, и тело болит, как будто я провел два раунда с Тайсоном. Снова ложусь и, должно быть, проваливаюсь в сон, потому что, проснувшись, вижу, что санитар сидит в кресле и читает журнал.
— И что? — Мой голос звучит грубо из-за того, что его не использовали. — Какие новости?
Он закрывает журнал и встает.
— Пока ничего. — Парень собирает стопку журналов со сплетнями и пачку сигарет, которые я послал его купить, и кладет их на прикроватный столик. — Но там четыре страницы фотографий знаменитостей до и после того, как они заполучили новые сиськи.
Вместо ответа я издаю стон и подталкиваю себя вверх, садясь.
— Похоже, ты все еще скрыт от радаров. — Медбрат смотрит на верхнюю простыню, все еще скомканную на полу. — Новые простыни?
Хватаю журналы и бегло просматриваю заголовки в поисках своего имени, но, похоже, медбрат прав.
— Как долго я здесь нахожусь?
Он собирает простыню с пола и запихивает ее в корзину.
— Сегодня ровно неделя.
— Хм. —И ни один гребаный новостной канал не заметил, что я пропал.
— Ты больше не нуждаешься в препаратах… Не мог бы ты присесть вон там, чтобы я мог сменить постель?
Парень протягивает мне руку, но я не обращаю на нее внимания и медленно выбираюсь из постели. Он сумасшедший, если думает, что я подойду к этому стулу. Может, я и слаб до чертиков, но скорее упаду и раскрою себе череп, чем сяду на трон кошмаров. Ковыляю в дальний конец комнаты. Медбрат бросает мне пару спортивных штанов, и я ценю то, что он не пялится на мою голую задницу и не делает вещи странными.
— Дэйв должен позвонить с минуты на минуту, чтобы сообщить, каков следующий шаг в твоем выздоровлении. — Он собирает все грязное постельное белье. — Ты голоден?
— А кто эта девушка?
С полными руками белья он смотрит на меня.
— Какая девушка?
Я киваю в сторону двери.
— Она заходила сюда?
Медленная улыбка растягивает мои губы при воспоминании о ее невинном вздохе и о том, что он сделал с моим телом.
— Ага.
— О. — Парень хмурится, скорее всего, сопоставляя мою наготу, грязные простыни и девушку, и приходит к самому очевидному выводу. Ошибается,