Я ползу пару метров и затем встаю на ноги, стремглав бегу к деревьям. За моей спиной что-то взрывается, но я не чувствую ни жара, ни летящих мне вслед кусков хижины, так что понимаю — это одна из наших бомб. Отвлечение. Они работают так же, как и грузовики с псами, по плану. Нападающие мужчины заботятся больше о собаках, даже несмотря на то, что у меня есть ружье и я могла бы пристрелить их.
Никто не зовет меня, и это несказанно радует.
Я спотыкаюсь о толстый ствол дерева, как раз на краю равнины за хижиной, и падаю, моя винтовка вылетает из рук, и я чувствую кончиками пальцев лишь край ее длинного ремня.
Блядь! Не потеряй ружье, Сидни!
Я подтягиваю винтовку к себе, радуясь, что она все еще со мной, а затем сбрасываю противогаз, так как уверена, что слезоточивого газа больше внутри него, чем снаружи.
Я вынуждаю себя открыть глаза. Кажется, луна стала ярче за этот короткий миг, пока я была во тьме, но знаю, что это не так. Я просто облажалась.
Я прищуриваю глаза, потому что почти ослепла, и вижу лишь кусочек земли под ногами. Хромая вперед, я достигаю высокой сосны и прячусь за ней.
— Сидни! — Гаррет зовет меня по имени, а потом я слышу хруст снега от его шагов в моем направлении.
Я паникую и направляю винтовку в его сторону, нажимая спуск, не целясь.
— Ты, сучка, — говорит он, добираясь до меня в целости и сохранности. Он выхватывает винтовку из моих рук, толкает меня лицом в снег, прижимаясь всем своим сильным телом к моей спине, и удерживает в таком положении. — Ты почти подстрелила меня, тупая пизда. Давай же, — говорит он, вставая с меня и поднимая на ноги. — Фаза один окончена. Мы должны переходить к выполнению плана Б. Если бы ты сделала свою работу как следует, мы бы уже были в грузовике. — И затем он сжимает мое лицо между большим и другими четырьмя пальцами и сильно надавливает. — Молись, чтобы я не утратил окончательно свое доверие к тебе, Сидни. Иначе ты поплатишься за это. Я…
Стрельба обрывает его слова. Пули пролетают мимо меня, попадая в ветви деревьев и распространяя насыщенный запах хвои. Я борюсь с Гарретом, и мне удается освободиться. Но только потому, что он занят пальбой в ответ.
Мое зрение немного прояснилось, так что я открываю глаза так широко, как могу, и бегу.
Я бегу.
Мои ноги погружаются в глубокий снег, когда пересекаю расстояние между двором и линией кустов, что в целом очень схоже со снами, которые мне обычно снились здесь. В них я шла, погрязая в глубокой грязи.
Но сейчас меня это не заботит. Что может быть хуже моего побега — так это его провал. В любом случае, я знаю, что моя жизнь однажды закончится. И если это конец, я лучше встречусь с киллером во тьме, нежели буду продолжать играть роль куклы Гаррета в новом лагере.
— Сидни, — зовет он снова. Но я продолжаю бежать. Натыкаясь на глыбу льда, я спотыкаюсь, мои колени больно подгибаются, когда пытаюсь удержать равновесие и не упасть, а затем я все-таки снова валюсь на снег. Скользя по его верхушке, словно кролик, бегущий к замерзшей реке.
«Будь кроликом, Сидни,» — твердит мой разум. — «Будь кроликом.»
И как ни странно снег удерживает мой вес, когда я делаю маневр назад к хижине, пытаясь сбить Гаррета со своего следа.
Несколько минут на свежем воздухе творят чудеса с моим зрением, и к тому времени, как я достигаю линии низких сосен с запада от хижины, я могу видеть гораздо лучше.
Возле дома остался лишь один грузовик. Грузовик, внутри которого должны были быть мы с Гарретом, если бы все пошло по плану.
Несколько секунд я пристально гляжу на него, и в это же время стихают все выстрелы.
Он больше не орет мое имя. Никаких криков не слышно в окрестности. Нет свиста пуль.
Кто бы не остался здесь, мы все притихли и выжидаем.
Мое сердце, которое до этого отлично справлялось с ситуацией, несмотря на напичканные в меня наркотики, начинает биться быстрее, так что, думаю, у меня может случится сердечный приступ.
Я слышу отдаленный звук вертолета и гадаю, кому он принадлежит: нам или им. А затем качаю головой. Я больше не часть этого. Не важно, что случится, я больше не часть всего этого. Больше нет никаких нас.
Есть только они.
Я смотрю, пытаясь в голове построить путь к грузовику. Если я смогу добраться до него раньше Гаррета, то сумею уехать куда захочу. Ключи спрятаны под рулем, в магнитной коробочке. Если я смогу туда добраться…
Я бросаюсь к каменной глыбе, несколько раз ноги скользят в глубокий снег, от чего мой шаг более походит на рубку леса, чем на бросок, и затем кто-то толкает меня в спину.
Тело ударяется о лед, на лице рассекается кожа, но по прежнему не слышно звуков пальбы. Это не Гаррет.
Мне на спину опускается ботинок, сильно прижимая тело к земле.
— На хрен не двигайся.
Но я двигаюсь. Я поворачиваю голову и гляжу в лицо убийцы. Я его не знаю, но это и неважно. Мне все равно, кто он.
— Не стреляй, — шепчу я.
Он опускается на колени, располагая их по обе стороны от моего тела, а затем переворачивает меня, прижимая пистолет к моему лбу.
— Куда, твою мать, они направились?
Я смотрю на него. Его лицо закрыто черной тканью, так что видны одни глаза. Это темные глаза мужчины, который готов убивать. И он знает это. Он был создан для этого.
Мое молчание раздражает его, так что парень кладет руку мне на горло и сжимает.
— Тебе лучше начать говорить. Кто сказал им, что мы придем?
— Сидни! — орет Гаррет. Почему он все еще здесь? Почему не уехал?
— Прошу, — говорю я парню. — Вытащите меня отсюда. Мой отец…
— Твой отец втянул меня в это, сука. Ты никуда со мной не пойдешь.
— Нет, клянусь. Ты здесь, чтобы спасти меня! Ты здесь, чтобы вернуть меня домой!
— Сидни! — снова кричит Гаррет.
Мои глаза мечутся в направлении звука его голоса.
— Ты боишься его, а? — спрашивает меня этот огромный мужчина. — Это меня тебе следует бояться, Ковгерл. Не его. Но если он может заставить тебя говорить, тогда так тому и быть. — Он отпускает мое горло и кричит: — Я поймал ее, Гаррет. Она сдала тебя! Рассказал нам, где ты.
Все это время я мотаю головой.
— Нет! — кричу я. — Нет!
Огромный мужчина тянет вниз ткань, закрывающую его лицо, так что теперь я его вижу. А затем он улыбается.
— Я оставлю тебя здесь, Сидни. Я оставлю тебя