Еще один раз, правда была принесена в жертву на алтарь денежной жадности. Книга была, наконец, закрыта. Больше не будет тестов.
Пять месяцев спустя, 15 июня 1977 года, в Слоан-Кеттеринге созвали пресс-конференцию, чтобы объявить заключения по испытаниям амигдалина. Все ключевые игроки находились в комнате: доктор Роберт Гуд (директор и президент института), доктор Льюис Томас (президент центра), доктор К. Честер Сток (вице-президент) доктор Дэниел Мартин (от Католического медицинского центра) и семь других, включая доктора Кейнматсу Сагиура, который был приглашен присутствовать, но не участвовать.
Доктор Гуд начал конференцию, зачитывая вслух прессрелиз, который гласил, что, после исчерпывающих и тщательно контролируемых испытаний, «амигдалин не обнаружил в себе ни профилактических свойств, ни свойств в подавлении роста опухолей, ни антиметастазных свойств, равно как и лечебных в своем воздействии на рак». После того, как он закончил, была открыта дискуссия.
«„Доктор Сагиура!“, кто-то внезапно выкрикнул.
„Вы по-прежнему верите, что амигдалин останавливает распространение рака?“.»
Телевизионные камеры быстро переместились на Сагиуру, ожидая его ответа. В комнате воцарилась тишина. Сагиура смотрел на репортера и, громким, ясным голосом сказал: «Я верю!».
В следующем месяце, в июле 1977 года, были проведены слушания перед подкомиссией по здоровью и научному исследованию, которое находилось под прямым руководством сенатора Эдварда Кеннеди. Природа слушаний была очевидной, судя по названию, под которым они были опубликованы – запрещение вещества «амигдалин» в национальной торговле FDA. Одним из экспертов, чтобы это засвидетельствовать, был доктор Льюис Томас, президент Слоан-Кеттеринга. Вот что он сказал:
«Нет и частицы научного свидетельства, чтобы предполагать, что амигдалин обладает какими-либо антираковыми свойствами вообще. Я не знаю ни о каких научных бумагах, изданных в любом из всемирных аккредитованных журналов медицинской науки, которые представляют свои данные в поддержку этого вещества, хотя есть несколько бумаг, одна из которых недавно обнародована институтом Слоан-Кеттеринг, где сообщается о полном отсутствии его антираковых свойств применительно ко всему разнообразию экспериментальных животных.»
Все последующие месяцы директора и чиновники Слоан-Кеттеринга продолжали клеветать на данные, полученные Сагиурой, утверждая, что никто больше не в состоянии когдалибо их продублировать. Другими словами, они низко лгали. Мало того, что они лгали, они лгали на предмете, который уносит жизни сотен тысяч людей ежегодно. Не будет преувеличением сказать, что миллионы людей напрасно ушли из жизни в результате этой лжи. Есть только одно слово для этого. Это – геноцид.
Ральф Мосс был помощником директора связей с общественностью в Слоан-Кеттеринге во время этих событий. Фактически, он был тем, кто был обязан писать этот пресс-релиз, утверждая, что амигдалин неэффективен. Но Мосс был одним из лидеров в движении «Второе мнение», и он помог донести правду до остальной части мира. Наконец, в ноябре 1977 года, он решил «рассекретиться» и предать себя гласности. Он созвал собственную пресс-конференцию и, стоя перед батареей репортеров и операторов, обвинил чиновников Слоан-Кеттеринга в массовом сокрытии правды. Он присовокупил необходимые документы и назвал имена.
Неудивительно, что Мосс был уволен на следующий день. Какова была официальная причина? Как он объяснил это: «Я был не в состоянии выполнять мои основные обязанности, другими словами, сотрудничать в фальсификации свидетельств».
О Моссе и других доносчиках скоро забыли господствующие СМИ, и публика была избавлена от неприятности слышать больше об этом. В конце концов, победила промышленность рака. Как во всех войнах, истории пишутся победителями. Теперь наши медицинские историки по-своему объясняют этот эпизод. Вот что написано доктором Арнольдом С. Релманом в медицинском журнале новой Англии от 28 января 1982 года:
«В последние несколько лет большое внимание уделяется амигдалину. К 1978 году он достиг определенного народного статуса, и был превознесен как своего рода направленное против истеблишмента естественное средство, подавляемое продажным заговором фармацевтических изготовителей и врачей. Согласно этому фольклору, заговорщики игнорировали свидетельство эффективности амигдалина и пытались продвинуть свои более ортодоксальное (и более ядовитые) формы химиотерапии рака. Но никогда не было никаких фактов, чтобы поддержать этот фольклор. Амигдалин, я верю, теперь получил свой приговор в суде. Все говорит о том, что, без сомнения, он не приносит никакой пользы пациентам. Ни один разумный человек не будет защищать его дальнейшее использование, и ни одно законодательство ни одного штата не должно санкционировать его использование.»
Это, так сказать, фон так называемого научного свидетельства, что амигдалин является мошенничеством. Основанные на этом извращении правды законы были приняты так, что объявили незаконным для врачей прописывать амигдалин, назначать, продавать, или заниматься его дистрибуцией, а так-же «представлять его в таком виде, что он имеет какую-либо ценность в подавлении, облегчении или лечении рака».
Что побуждало этих людей, и вне и внутри правительства, преднамеренно фальсифицировать клинические результаты прошлых испытаний амигдалина и затем лишить возможности кого бы то ни было проводить собственные тесты? Несмотря на самодовольные смешки доктора Релмана, связи в фармацевтике – ключ к пониманию ответа. Это удивительная и волнующая история сама по себе, и настолько богатая подробностями, что ей посвящена вся вторая половина этой книги. Но мы должны понять в самом начале, что экономические стимулы в раковой терапии зачастую гораздо более вески, чем стимулы научные.
Этот факт во всей своей драматичности явился на свет на встрече самого высокого уровня, которая прошла в Слоан-Кеттеринге 2 июля 1974 года. Обсуждения были очень приватными и искренними. Мы никогда не узнали бы ничего о них, если бы не тот факт, что протоколы этой встречи, согласно закону о свободе информации, были получены несколько лет спустя представителем Мичиганской палаты представителей, Джоном Келсей. Протоколы показали, что, даже тогда многочисленные чиновники Слоан-Кеттеринга были убеждены в эффективности амигдалина, хотя оставался вопрос о степени его эффективности. В том протоколе можно прочесть: «Слоан-Кеттеринг без энтузиазма относится к изучению амигдалина, но хотел бы изучить содержание в нем цианида».
Это в точности то предсказание, которое сделал автор в первом выпуске этой книги в 1974-м году. Суть его в том, что амигдалин не может быть запатентован, поскольку найден в природе. Бешеные деньги могут быть сделаны только на патентованных препаратах. Поэтому, раковую промышленность никогда не заинтересует амигдалин, независимо от того насколько эффективным он может быть. Вместо этого они будут стремиться создать искусственный химикат, чтобы подражать работе его механизма. Так как механизм, с которым работает амигдалин, – это частичный выброс цианида на раковые клетки (см. главу 6), вполне логично, что магнаты Слоан-Кеттеринга «без энтузиазма смотрели на изучение амигдалина, но хотели бы вместо этого изучать препараты, отпускающие цианид».
Хотя вся вторая половина этой книги посвящена анализу экономики и политики раковой промышленности, одно это предложение, взятое с протокола политической встречи в Слоан-Кеттеринге, сполна говорит за все.
Еще раз возвращаясь к теребящему нас вопросу почему раковая промышленность