Как и большинство мужчин и женщин в синем, если вдуматься. Благодаря тому, что Бет уйму времени торчала в участке, она прекрасно знала почти всех, хотя Хосе — один из ее любимчиков.
— Эй, ты еще там?
Скажи ему. Скажи ему, что случилось. Просто открой рот.
Позор и воскресший в памяти ужас сковали ее голосовые связки.
— Я здесь, Хосе, — она откинула с лица темные волосы и откашлялась. — Я не могу прийти сегодня.
— Ага, конечно. Когда это ты отвергала конфиденциальную информацию? — он слегка рассмеялся. — О, не бери в голову. «Крутой мэн» занят в другом деле.
Крутой мэн был детективом по расследованию убийств Брайеном О’Нилом, более известным как Батч. Или же просто и ясно — сэр.
— Я действительно не могу… сделать этого сегодня.
— Ты с кем-то встречаешься? — в его голосе проскользнуло любопытство. Хосе был женат. Счастливо. Но она знала, что они обсуждали ее всем участком. Женщина с такой внешностью и без мужчины? Тут, несомненно, что-то не чисто. — Ну, так как?
— Боже, нет. Нет.
Последовало долгое молчание, когда очевидно включился внутренний радар ее друга-копа.
— В чем дело?
— Все хорошо. Просто устала. Я приду в участок завтра.
И тогда же подаст заявление. К завтрашнему дню она наберется достаточно сил, чтобы пройти через случившееся, не сломавшись.
— Мне подбросить тебя?
— Нет, но спасибо. Я в порядке.
Бет повесила трубку.
Пятнадцать минут спустя она уже стояла в недавно выстиранных джинсах и свободной рубашке, длиной чуть ниже попы. Она вызвала такси. Перед тем как уехать, Бет перерыла свой шкаф в поисках другой сумочки. Схватила перцовый баллончик и вышла из квартиры, твердо сжимая его в руке
За те две мили между ее входной дверью и местом взрыва она успеет собраться с духом. И всё расскажет Хосе.
И как бы Бет ни ненавидела мысль вновь пережить нападение, она не позволит этому засранцу разгуливать на свободе и совершить подобное еще с кем-нибудь. И даже если его никогда не поймают, по крайней мере, она внесет свой вклад в попытку прижать его.
* * *Роф материализовался в гостиной дома Дариуса. Проклятье, он и забыл, как шикарно живет вампир.
Несмотря на то, что Ди — воин, у него вкусы аристократа, и это вполне объяснимо. Он начал жизнь как принцепс знатного происхождения, и красивый образ жизни все еще имел для него значение. За его большим особняком девятнадцатого столетия, наполненном антиквариатом и произведениями искусства, хорошо присматривали. И дом был столь же надежен, как банковское хранилище.
Но светло-желтые стены гостиной причиняли боль глазам Рофа.
— Какой приятный сюрприз, мой повелитель.
Фритц, дворецкий, вошел с переднего холла и низко склонился, одновременно выключая свет, чтобы не заставлять Рофа щуриться. Как обычно, немолодой мужчина был одет в черную ливрею. Он служил Дариусу около ста лет и был додженом, что означало, он мог выходить днем, но старел быстрее, чем вампиры. Его подвид тысячелетиями прислуживал аристократам и воинам.
— Вы к нам надолго, мой повелитель?
Роф покачал головой. Нет, если удастся что-то с этим сделать.
— Час, максимум.
— Ваша комната готова. Если я буду вам нужен, я здесь, — Фритц вновь согнулся в талии и вышел обратно из комнаты, закрыв за собой двойные двери.
Роф подошел к семифутовому[19] портрету, где, как ему сказали, был изображен французский король. Приложил руку с правой стороны тяжелой позолоченной рамы, и холст повернулся, являя темный каменный коридор, освещенный газовыми лампами.
Ступив внутрь, он преодолел ряд ступеней, ведущих глубоко под землю. Внизу находились две двери. Одна вела в роскошное жилище Дариуса. Другая открывалась туда, где, как предполагал Роф, был дом вне дома, для него. Обычно он спал на складе в Нью-Йорке, во внутренней комнате, сделанной из стали с системой замков в стиле «Форт-Нокса»[20].
Но он никогда не пригласил бы туда Мариссу. Или даже кого-то из братьев. Его уединение бесценно.
Как только он вошел, повинуясь его желанию, вспыхнули свечи, прикрепленные к стенам по периметру комнаты. Их золотистое сияние едва рассеяло темноту. Из уважения к зрению Рофа, Дариус выкрасил в черный цвет стены и потолок высотой в двадцать футов[21]. В одном углу располагалась массивная кровать с черными атласными простынями и лесом подушек. С другой стороны стоял кожаный диван, широкоэкранный телевизор и дверь, которая открывалась в черную мраморную ванную. Там же находился шкаф, полный оружия и одежды.
По каким-то причинам Дариус вечно доставал Рофа, уговаривая остаться в особняке. Это оставалось настоящей загадкой. Проблем с защитой не было, потому что Дариус и сам мог с этим справиться. А мысль, что вампир вроде Ди будет одинок, казалась нелепой.
Роф ощутил Мариссу еще до того, как та вошла в комнату. Аромат океана и свежего бриза предшествовал ей.
«Покончим с эти побыстрее», подумал он. Роф испытывал непреодолимое желание вернуться на улицы. Он лишь слегка распробовал вкус сражения, а сегодня ночью ему хотелось наесться до отвала.
Вампир обернулся.
Когда Марисса склонила перед ним свое стройное тело, в воздухе вокруг нее он ощутил преданность и тревогу, сплетенные вместе.
— Мой повелитель, — произнесла она.
Из того немногого, что он смог различить, она была одета в некую легкую белую шифоновую вещь, а ее длинные белокурые волосы ниспадали на плечи и спину. Он знал, Марисса оделась, чтобы попытаться доставить ему удовольствие, и чертовски желал, чтобы она не предпринимала таких усилий.
Роф снял кожаную куртку и нагрудную кобуру, в которой носил свои кинжалы.
Черт бы побрал его родителей. Ну почему они выбрали ему женщину вроде нее? Столь… хрупкую.
Хотя, учитывая ту физическую форму, в которой он находился перед своим Переходом, возможно, они волновались, что кто-то более крепкий причинит ему боль.
Роф согнул руки, его мощные бицепсы напряглись, одно плечо хрустнуло от сдерживаемой силы.
Если бы они только могли его сейчас увидеть. Их маленький мальчик превратился в превосходного хладнокровного убийцу.
«Хотя то, что они мертвы, вероятно, к лучшему», решил он. Они не одобрили бы то, чем он стал.
Однако, если бы им позволили дожить до старости, он стал бы другим.
Марисса нервно пошевелилась.
— Я сожалею, что потревожила вас. Но я более не могу ждать.
Роф направился в ванную.
— Я тебе нужен, и я прихожу.
Он включил воду и закатал рукава своей черной рубашки. От струи из-под крана поднялся пар. Роф смыл грязь, пот и смерть со своих рук. Потом намылил руки, покрыв пеной ритуальные татуировки, спускающиеся вниз по внутренней стороне его предплечий.