Сколько они уже это делают? Столетия. Но каждый раз Мариссе требуется некоторое время, чтобы набраться смелости к нему приблизиться. Если бы это был кто-то другой, его терпение лопнуло бы мгновенно, но ей он прощал некоторые слабости.
Правда в том, что Роф испытывал к ней жалость из-за того, что она была вынуждена стать его шеллан. Он вновь и вновь повторял ей, что освободит ее от их клятв, освободит, чтобы она смогла найти настоящего супруга, такого, который будет не только оберегать ее, но и любить.
Самое забавное заключалось в том, что Марисса не отказывалась от него, несмотря на всю свою хрупкость. Роф полагал, что она, вероятно, боялась того, что ни одна женщина не захочет с ним связываться, что никто не накормит чудовище, когда оно в этом нуждается, и тогда их раса потеряет свой самый сильный род. Своего короля. Своего правителя, не желающего править.
Да уж, он просто чертовски выгодная партия. Пока не нужно было питаться, что случалось нечасто из-за его происхождения, Роф держался от Мариссы подальше. Она никогда не знала, где он или что делает. И проводила долгие дни в одиночестве в доме своего брата, жертвуя собой ради поддержания жизни последнего чистокровного вампира, единственного, в чьих венах не было ни единой капли человеческой крови.
Откровенно говоря, Роф не представлял, как она это выносит… или как выносит его.
Внезапно ему захотелось выругаться. Сегодняшний вечер был просто праздником для его эго. Дариус. А теперь и она.
Глаза Рофа следили за Мариссой, пока она двигалась по комнате, обходя его, приближаясь. Он заставил лицо расслабиться, а тело стать неподвижным, даже задержал дыхание. Это было самым трудным в сосуществовании с ней. Он начинал паниковать, будучи неспособным двигаться, и знал, когда она начнет кормиться, ощущение удушья лишь ухудшится.
— Вы были заняты, мой повелитель? — мягко спросила она.
Он кивнул, подумав, что если удача ему улыбнется, то до наступающего рассвета он будет занят еще больше.
Наконец Марисса встала перед ним, и Роф почувствовал, как ее голод возобладал над беспокойством. Он также ощущал ее желание. Она хотела его, но он заблокировал эту конкретную ее эмоцию.
Заниматься с ней сексом он не станет ни при каких обстоятельствах. Вампир не представлял, как можно проделать с Мариссой все те вещи, которые делал с другими женскими телами. И он никогда не хотел ее в таком смысле. Даже в самом начале.
— Подойди, — сказал он, подзывая ее рукой. Роф поставил локоть на бедро и приподнял запястье. — Ты умираешь от голода. Тебе не обязательно так долго ждать, прежде чем обратиться ко мне.
Марисса опустилась на пол у его коленей, ее платье растеклось вокруг ее тела и его ног. Она нежно пробежалась рукой по его татуировкам, поглаживая черные письмена на Древнем языке, которые подробно рассказывали о его происхождении. Ее пальцы на его коже были теплыми. Она была достаточно близко, чтобы он заметил, как приоткрылся ее рот и блеснули белизной клыки перед тем, как она погрузила их в его вену.
Пока она пила, Роф закрыл глаза и откинул голову назад. Его охватила паника, стремительная и сильная. Схватившись свободной рукой за край дивана, он почувствовал как напряглись его мускулы, когда он сжал ручку, чтобы удержать себя на месте. Спокойнее, он должен оставаться спокойным. Это скоро закончится, и тогда он будет свободен.
Когда десять минут спустя Марисса подняла голову, он пулей вскочил на ноги и, стряхнув беспокойство, почувствовал болезненное облегчение от того, что наконец-то может двигаться. Взяв себя в руки, он подошел к Мариссе. Она выглядела насытившейся, поглотив силу, пришедшую к ней, когда смешалась их кровь. Ему не нравилось видеть ее лежащей на полу, поэтому он подхватил ее и подумал вызвать Фритца, чтобы тот отвез ее обратно в дом брата, когда послышался ритмичный стук в дверь.
Роф окинул комнату свирепым взглядом, отнес Мариссу к постели и уложил.
— Спасибо, мой повелитель, — пробормотала она. — Я доберусь домой.
Он помедлил. А потом натянул ей на ноги простынь, перед тем как подойти и раскрыть дверь.
Фритц был чем-то взволнован.
Роф выскользнул наружу, плотно затворив за собой дверь. Вампир начал было интересоваться, какие, к черту, у старика имелись снования прерывать его, когда аромат дворецкого проник сквозь его недовольство.
Даже не спрашивая, он знал, что смерть нанесла еще один визит.
И Дариус ушел.
— Хозяин…
— Как? — зарычал он. С болью он позже разберется. Сначала ему нужны подробности.
— Э-э, машина… — дворецкий явно с большим трудом взял себя в руки, его голос казался столь же хрупким и слабым, как и его старческое тело. — Бомба, мой повелитель. Машина. Рядом с клубом. Звонил Тормент. Он видел, как это случилось.
Роф подумал о лессере, которого уничтожил. Как бы он хотел знать, не он ли был исполнителем.
У ублюдков больше не было чести. По крайней мере, вспоминая прошедшие столетия, их предшественники сражались, как воины. А эта новая порода — трусы, прячущиеся за техникой.
— Созови братство, — выдавил он. — Вели им немедленно приехать.
— Да, конечно. И, хозяин? Дариус попросил меня отдать вам это, — дворецкий что-то протянул, — в случае, если вас с ним не будет, когда он умрет.
Роф взял конверт и вернулся в комнату, не имея сочувствия ни для Фритца, ни для кого-либо другого. Мариссы уже не оказалось внутри, и для нее же это было к лучшему.
Он засунул последнее послание Дариуса за пояс кожаных брюк.
И высвободил свою ярость.
Свечи разлетелись на части и упали на пол, когда вокруг него взвился ураган жестокости, становясь все сильнее, быстрее и темнее, пока над полом не взмыла и не закружилась мебель. Вампир откинул голову и издал рев.
Глава 4
К тому времени, как такси высадило Бет у «Скримера», место преступления было наводнено людьми. На перекрывших доступ к переулку полицейских машинах вспыхивали сине-белые сигнальные огни. Показался бронированный автомобиль команды взрывотехников. Повсюду слонялись копы, как в униформе, так и в штатском. И неизменная толпа пьяных зевак устроилась у магазина неподалеку от гущи событий, куря и болтая.
За время своей репортерской деятельности Бет обнаружила, что убийство в Колдвелле было общественным событием. Ну, конечно, для всех, кроме тех бедняг, мужчин или женщин, которым не повезло оказаться мертвыми. Девушка полагала, что для жертвы смерть свершалась в одиночестве, даже если он или она смотрели в лицо убийцы.