Мне нравилось, что тут я лежала одна в палате. (В автоприцепе я жила в комнате с братом и сестрой.) В моей палате был даже телевизор. Дома у нас его не было, поэтому в больнице я часто смотрела ТВ. Моими любимыми передачами были «Ред Батонс» (Red Buttons) и сериалы с Люсиль Болл[1].
Доктора и медсестры постоянно спрашивали меня, как я себя чувствую, не голодна ли и не нужно ли мне чего-нибудь. Медсестры приносили мне очень вкусную еду три раза в день и на третье давали фруктовый коктейль или желе Jell-O, а постельное белье меняли даже тогда, когда оно было совершенно чистым. Иногда я читала медсестрам, которые говорили, что я очень умная для ребенка моего возраста и читаю, как шестилетняя.
Однажды я заметила, что медсестра с белыми волнистыми волосами и синей тушью на веках что-то жевала. Я спросила ее, что она жует, и та ответила, что жует жвачку. До этого я никогда не слышала про жвачку, поэтому медсестра вышла и вернулась с целой упаковкой. Я вытянула из пачки пластинку, сняла бумажку, развернула фольгу и увидела покрытую мелкой сахарной пудрой жвачку. Я засунула пластинку в рот и была поражена неожиданной резкой сладостью вкуса. «Ух ты! Здорово!» – сказала я медсестре.
«Жуй, но ни в коем случае не глотай», – предупредила медсестра со смехом. Она улыбнулась и привела нескольких медсестер для того, чтобы показать, как я жую свою первую пластинку жвачки. Потом, когда эта медсестра принесла мне обед, она сказала, что я должна вынуть жвачку изо рта и что мне не стоит волноваться, потому что я смогу взять новую пластинку после обеда. И не нужно беспокоиться, что закончится пачка – тогда она мне купит новую. И вообще в больнице не надо ни о чем тревожиться. Если хочется, то тебе принесут мороженое или жвачку. Складывалось впечатление, что больница – это самое счастливое место на земле и мне лучше в нем остаться подольше.
Во время посещений в тихих коридорах больницы звучали пение, споры и смех членов нашей семьи. Медсестры на нас шикали, после чего мама, папа, Лори и Брайан на несколько минут понижали голос, но потом начинали снова говорить громко. Все оборачивались и смотрели на папу. Не знаю, потому ли, что он был таким красивым, или потому, что называл всех на ковбойский манер «партнер», а иногда – «гумба»[2] и закидывал назад голову, когда смеялся.
Однажды папа спросил меня о том, как медсестры и доктора ко мне относятся. Если они относятся ко мне плохо, то он их поколотит. Я сказала папе, что все относятся ко мне хорошо. «Ну, конечно, – ответил папа. – Они знают, что ты дочка Рекса Уоллса».
Мама желала знать, что именно хорошего мне сделал медперсонал, и я рассказала ей о жвачке.
«Вот как!» – сказала она. Мама считала, что жевание жвачки – это ужасная плебейская привычка пролетариата и медсестра должна была проконсультироваться с родителями перед тем, как предложить мне жвачку и приучать меня к столь вульгарным манерам. Она заметила, что поговорит с той медсестрой. «Ведь я же твоя мать и имею право знать, как тебя воспитывают», – объяснила она.
«А вы без меня скучаете?» – спросила я однажды мою старшую сестру.
«Нет, у нас много дел и постоянно что-то происходит», – ответила она.
«А что происходит?»
«Ну, все идет, как обычно».
«Лори, может быть, по тебе не скучает, но мы очень сильно скучаем, – вставил папа. – Тебе надо поскорее выходить из больницы доктора Пилюлькина».
Он присел на мою кровать и начал рассказывать историю о том, как однажды Лори укусил скорпион. Я уже много раз слышала эту историю, но мне нравилось, как папа ее рассказывает. Мама с папой были в пустыне, а Лори, которой тогда было четыре года, играла одна. Она перевернула камень, из-под которого вылез скорпион и ужалил ее в ногу. У Лори начались конвульсии, ее тело оцепенело и покрылось потом. Папа не доверял больницам и отвез ее к шаману из племени навахо, который разрезал место укуса и смазал каким-то лекарством, после чего Лори быстро выздоровела. «В тот день, когда ты обгорела, маме надо было отвести тебя к шаману, а не к этим пилюлькиным», – закончил свой рассказ папа.
Когда они приехали навестить меня на следующей неделе, голова Брайана была замотана грязной повязкой, на которой были видны следы засохшей крови. Мама сказала, что Брайан упал с кровати во сне и разбил голову, но они с папой решили не отвозить его в больницу.
«Вся комната была в крови, но, знаешь, одного ребенка в больнице нам вполне достаточно», – сказала мама.
«У Брайана такая крепкая голова, что, мне кажется, при падении пол пострадал больше, чем он сам», – заметил папа.
Брайан слушал родителей и громко смеялся.
Мама рассказала, что она купила мне лотерейный билет на ярмарке и выиграла полет на вертолете. Я никогда не летала на вертолете и была от этой новости в полном восторге.
«Когда я полечу?» – спрашивала я.
«Мы уже за тебя полетали, – ответила мама. – Ох, как было здорово!»
Потом папа начал пререкаться с доктором по поводу моих повязок. «Место ожога должно дышать», – объяснял он доктору.
Доктор ответил, что повязки необходимы для того, чтобы предотвратить заражение. Папа взорвался: «Да к черту заражение! Из-за этого у ребенка на всю жизнь шрам останется! Сейчас я и тебе шрам на память оставлю!»
Тут папа сжал кулак и замахнулся на доктора, который стал закрываться руками и пятиться из палаты. Вскоре появился охранник и сказал моим родственникам, что им пора идти.
После этого случая медсестра спросила меня о том, все ли у меня в порядке. «Конечно», – ответила я. Я не переживала по поводу какого-то шрама. Медсестра сказала, что на тему шрамов мне действительно волноваться не стоит, потому что в моей жизни и так много других проблем.
Через несколько дней после этого случая папа приехал ко мне в больницу один. К тому времени я провела в больнице уже около шести недель. Папа заявил, что мы будем выписываться по-бразильски, в стиле Рекса Уоллса.
«Ты уверен, что так можно?» – спросила его я.
«Положись на большой опыт твоего папы», – ответил мне он.
Он вынул из лямки мою правую руку и взял меня на руки. Я вдыхала знакомые запахи виски и табачного дыма, которые напомнили мне о доме.
Держа меня на руках, папа вышел в коридор. Вслед ему медсестра что-то закричала, и папа перешел на бег. Он открыл дверь с надписью «Пожарный выход», спустился по лестнице