— Сдохнуть? — переспросил ибб со всей серьезностью. — Почему ты должна сдохнуть?
Я глубоко задумалась. С чего-то же надо начинать. Я щелкнула пальцами.
— Сарказм, — сказала я. — Начнем с него.
Оба собеседника непонимающе смотрели на меня.
— Итак, — начала я, — сарказм тесно связан с иронией и предполагает двойственный взгляд: то, что говорится, диаметрально противоположно тому, что подразумевается. Например, если бы вы солгали мне, заявив, что не вы съели все анчоусы, оставленные мной в буфете, а на самом деле вы, то вы могли бы сказать: «Это не я», а я бы согласилась: «Конечно, не вы», подразумевая, что уверена в обратном, но в саркастической, или ироничной, манере.
— Что такое анчоус? — спросил ибб.
— Маленькая и очень соленая рыбка.
— Понятно, — ответил ибб. — Сарказм применим и к другим вещам или только по отношению к рыбе?
— Нет, украденные анчоусы просто подвернулись в качестве примера. А теперь попробуйте сами.
— Анчоус?
— Нет, сарказм.
Они продолжали таращиться на меня. Я вздохнула.
— Как об стенку горох, — пробормотала я вполголоса.
— Плок, — сказала во сне Пиквик, мягко опрокидываясь. — Плокети-плок.
— Сарказм лучше объясняется через юмор, — вставила бабушка, с интересом наблюдавшая за моими усилиями. — Вы в курсе, что Пиквик не очень умна?
Пиквик завозилась во сне, лежа вверх тормашками там, куда упала.
— Да, мы это знаем, — ответили ибб с оббом, единственным достоинством которых являлась старательность.
— Итак, если бы я сказала, что проще дрожжи заставить выделывать трюки, чем добиться того же от Пиквик, я бы использовала мягкий сарказм с целью пошутить.
— Дрожжи? — засомневался ибб. — Но дрожжи не обладают разумом.
— Именно, — подхватила бабушка. Получается, я сделала саркастическое замечание, что у Пиквик ума меньше, чем у дрожжей. Теперь вы.
Генерат думал долго и упорно.
— Ну а если, — медленно произнес ибб, — что-то вроде: «Пиквик так умна, что сидит на телевизоре и смотрит на диван»?
— Для начала неплохо, — одобрила бабушка.
— И, — добавил ибб, с каждой секундой набираясь уверенности, — задумай Пиквик написать диссертацию, она выбрала бы в качестве темы «Яйца дронтов».
обб тоже начал улавливать.
— Если бы мысль пересекла ее сознание, это было бы рекордно короткое путешествие…
— Пиквик вызвала бы сенсацию в Оксфорде — но только в рамках внутривидового конфликта…
— Хорошо, на сегодня сарказма достаточно, — быстро вклинилась я. — Признаю, звание «Мозг Книгомирья» Пиквик не светит, но она верный товарищ.
Я оглянулась на дронтиху, которая соскользнула с дивана и с глухим стуком приземлилась на пол. Она проснулась и принялась громко плокать на диван, на кофейный столик, на коврик — практически на все, что оказалось поблизости, прежде чем успокоиться, усесться на яйцо и заснуть обратно.
— Вы хорошо справились, ребята, — сказала я. — В следующий раз займемся подтекстом.
Вскоре после этого ибб с оббом отправились к себе в комнату, обсуждая, как сарказм соотносится с иронией и возможно ли выделить чистую иронию в лабораторных условиях. Мы с бабушкой болтали о доме. Мама, похоже, чувствовала себя прекрасно, а Джоффи, Уилбур и Орвил пребывали в обычном безумии. Будучи в курсе моих дел с Ганом, бабушка доложила, что вскоре после эпизода с Бет Глатисант в Скокки-Тауэрс этот тип объявился, лишился места в парламенте и снова встал у руля своей газетно-издательской компании. Я знала, что он вымышленный и представляет угрозу моему миру, но не могла придумать, как разобраться с этой проблемой отсюда. Мы допоздна проговорили о Книгомирье, Лондэне, устранениях и деторождении. Бабушка сама выносила троих, поэтому она рассказала мне все, о чем не предупреждают, когда ты подписываешься на это дело.
— Подумай о награде в виде распухших лодыжек, — произнесла она как-то беспомощно.
В ту ночь я уложила бабушку в своей комнате, а сама устроилась в спальне под летной палубой. Я умылась, разделась и залезла в постель, усталая от дневных трудов. Глядя на пляшущие по потолку узоры отраженного света, я размышляла об отце, Эмме Гамильтон, Джеке Шпротте, глазури «Мечта» и детях. Мне полагалось здесь отдыхать, но я не могла игнорировать угрозу разрушения «Кэвершемских высот». В случае чего можно, конечно, переехать, но мне здесь нравилось, и, кроме того, хватит с меня побегов. Появление бабушки было странным, но, поскольку странностей в Кладезе хватало, они сделались общим местом. Если и дальше так пойдет, скучное и бессмысленное начнет вызывать нездоровый интерес.
Глава 4
Лондэн Парк-Лейн
Говорят, по-настоящему человек умирает только тогда, когда о нем забывают. В случае с Лондэном это особенно верно. Поскольку его устранили, я могла воскрешать любимого только в памяти и сновидениях и потому с нетерпением ждала ночей, когда ко мне, пусть и на краткое время, возвращались драгоценные мгновения нашей совместной жизни.
Он потерял ногу, подорвавшись на противопехотной мине, и друга — в результате военной ошибки. Другом был мой брат Антон, и Лондэн дал против него показания во время расследования последствий катастрофической «атаки легкой танковой бригады» в тысяча девятьсот семьдесят третьем. Моего брата обвинили в провале операции, Лондэна с почестями отправили в отставку, а я получила Крымскую звезду за отвагу. Мы десять лет не разговаривали, а два месяца назад поженились. Кое-кто считает наш роман несколько странным, но мне самой так не кажется.
ЧЕТВЕРГ НОНЕТОТБеллетрицейские хроники
В ту ночь я вновь очутилась в Крыму. Не думайте, будто я спала и видела, как бы туда попасть. Наяву воспоминания о полуострове мучили меня неотступно: то было время потрясений, страданий и жестокой смерти. Но в Крыму я встретила Лондэна, и мы полюбили друг друга. Память об этом теперь сделалась мне особенно дорога, поскольку наяву этого никогда не происходило, и именно потому крымские — подчас болезненные — воспоминания постоянно возвращались ко мне. Я расслабилась и пала в объятия Морфея, который перенес меня на черноморское побережье двенадцатилетней давности.
Когда я прибыла на позиции в мае 1973 года, минуло десять лет без единого выстрела с обеих сторон, хотя сам конфликт тянулся уже больше века. Меня прикомандировали к третьей Уэссекской легкой танковой бригаде в качестве водителя. В двадцать три года я водила тринадцатитонную бронированную самоходку под началом майора Фелпса, впоследствии потерявшего кисть руки и рассудок в ходе неверно спланированной атаки, приведшей подразделение прямо под массированный огонь русской артиллерии. По своей юношеской наивности я думала, будто Крым — сплошное развлечение. Очень скоро мнение мое радикально переменилось.
— Явись в транспортный парк в четырнадцать ноль-ноль, — велел мне как-то утром наш сержант, добрый, но грубоватый мужик по фамилии Тозер.
Он переживет ту атаку, но погибнет спустя восемь лет из-за несчастного случая на учениях. Я присутствовала на его похоронах. Он был хорошим человеком.
— А вы не знаете, что им от меня нужно, сержант? — спросила я.
Тозер пожал плечами.
— Особое поручение. Мне приказали найти кого-нибудь поумнее, но поскольку никого нету, то и ты сгодишься.
Я рассмеялась.
— Спасибо, сержант.
Теперь эта сцена снилась мне все чаще, и понятно