— Но почему ты должен этоделать? — завопила Чен, сжав руку племянника так, что рукав его коричневой накидки помялся. — Ты хоть знаешь, зачем это надо?

Красивые черты лица Кун Лао исказила невеселая гримаса.

— Конечно, знаю, тетушка Чен, — ответил он.

Остановившись на полдороги к двери их бамбуковой хижины, Кун Лао слегка повел рукой, чтобы высвободиться из тетушкиного захвата.

— Я ухожу учиться.

— Ты бы еще в озеро бросился, чтобы узнать, как тонут, — сказала она, не выпуская его руки. — Или, может, спрыгнешь с крыши храма в Джэки-чане, чтобы убедиться в том, что летать ты не умет ешь?

Кун Лао насупился.

— Это совсем не одно и то же. Я видел, как люди тонули, и знаю, что я не птица и не бабочка. А бога я не видел никогда.

— Ты его и не увидишь! — воскликнула женщина. — Ты погибнешь, даже не достигнув обиталища низших богов.

— Откуда ты знаешь, — спросил он, — если никто никогда не пытался это сделать? Жрецы не умирают.

— Но и не пытаются взобраться на священную гору, — возразила женщина, и слеза скатилась из узких ее глаз по обветренной, морщинистой коже щеки. — Ты ведь сам знаешь, знамение было святым людям — а ты не из их числа. Подумать только! Это что же? Наскучило ему как-то воду таскать, встал столбом посреди деревни и вдруг решил наведаться к Тьену, чтобы поболтать с ним по душам? Скажите, пожалуйста, какой распрекрасный герой этот водонос Кун Лао. Людям воду из колодца по домам носит.

— Вовсе не так это было, — ответил высокий, хорошо сложенный юноша, нахмурившись еще сильнее.

— Да, — вздохнула она, — теперь я вижу, что безумие твое никак не меньше священной горы Ифукубе!

— Нет, тетушка, — возразил Кун Лао, потом взял в руку свисавшую на спину длинную свою косу цвета воронова крыла и поднес ее к глазам тетушки. — Скажи мне, что ты видишь?

Она как-то странно на него взглянула.

— Вижу… волосы моего сумасшедшего племянника.

— А еще что? — Он помахал перед ее лицом самым кончиком косы.

— Вижу, что в конце коса твоя перехвачена белой ленточкой вместо черной, которую ты обычно носишь. — Женщина пристально взглянула в глаза юноши. — Я не понимаю…

Он покачал головой.

— А я не могу объяснить.

Чен взяла руки юноши в свои и крепко их сжала.

— Зачем ты родился сыном своего отца, — воскликнула она, — одержимого любопытством и неуправляемого, не желавшего прислушаться к голосу разума?! Я потеряла его, потеряла и твоего дядю. А тебя терять не хочу!

— Ты меня не потеряешь, — заверил тетушку Кун Лао. — Мой отец был слишком вспыльчивым и торопливым, а я — нет. Разве не я говорил ему, чтобы он не смешивал те порошки и не поджигал смесь?

— Да, — согласилась женщина. — Но когда мы похоронили то, что от него осталось, разве не ты вернулся в горы за осколками тех же камней, а потом сложил их вместе и поджег?

— Так оно и было, — сказал юноша. — Но ошибка отца стала мне наукой. Тогда я уже знал, в какой пропорции их надо смешивать. И теперь наша деревня сможет защититься от любого врага. Монахи в храме Ордена Света больше не боятся нападений злых фанатиков и чародеев. Теперь мы сами стали колдунами! Ведь источник нашей силы — знание, а оно добывается дерзостью и отвагой.

Ласково коснувшись влажной щеки тетушки, вырастившей его после смерти матери, которая скончалась при родах его младшего брата Чана, Кун Лао повернулся и пошел было к двери. Но хрупкая женщина оказалась упряма. Не отпуская его руки, она уперлась подошвами сандалий в грязный пол, и юноше пришлось буквально волочить ее за собой. Он остановился.

— Тетушка Чен! — сказал он.

— Я не хочу тебя потерять! — закричала она, схватив племянника за плечо, и с силой потащила его назад, так что из ее седоватых волос, заплетенных в косу, выпало на пол павлинье перо.

Кун Лао вздохнул, поднял перо и вставил его в растрепавшиеся тетушкины волосы. Потом взглянул на хрупкую женщину, которая вцепилась в него мертвой хваткой. В стянутом с боков застежками белом свободном шелковом платье с длинными узкими рукавами она казалась еще меньше. Тетушка всегда одевала этот наряд, свое подвенечное платье, в день годовщины смерти мужа. Звали его Пайпу, он был сборщиком податей, и его до смерти забили в городе те, кто не хотел платить налоги правителю. Потом город был до основания разрушен в наказание за дерзость его жителей, но Пайпу это уже вернуть не могло.

Кун Лао и не думал бороться с хрупкой тетушкой, особенно в такой день. Однако то, о чем юноша узнал в деревне, настроило его на серьезный лад — пора было покончить со страхом. Для смертных наступала нрвая эпоха — теперь было уже недостаточно поклоняться алтарям, воздвигнутым в честь богов и воспринимать мифы просто как некую данность свыше. Слушать проповеди монахов в храме Ордена Света было уже мало.

— Тогда хоть поговори со мной, — сказала тетушка. — Расскажи, что заставляет тебя идти туда. Почему тебе мало общаться с богами у алтаря в храме?

— А если я тебе скажу, — спросил Кун Лао, — ты меня отпустишь?

— Я попытаюсь взглянуть на вещи твоими глазами, — ответила она, — и когда ты мне все расскажешь, обещаю… что не стану тебя удерживать.

Подумав над предложением тетушки, молодой человек кивнул.

Чен отпустила руку Куна, он повел плечами и распрямился в полный рост.

— Знаешь, тетушка Чен, я уверен, что на самом деле Тьен — лишь один из низших богов.

Круглое лицо женщины вытянулось, как капля туши под струями дождя. На какое-то время она даже лишилась дара речи, но потом сказала:

— Ты… ты и впрямь сошел с ума. Если такое услышат монахи, ты еще до заката солнца сможешь встретиться с душой твоего отца.

— Я так не думаю, — заявил Кун Лао. — Это откровение было ниспослано мне не случайно.

Юноша выглянул в окно на яркое солнце позднего утра и улыбнулся. Его ослепительно белые зубы сияли на фоне розоватых округлых щек, в больших карих глазах искрилась улыбка.

— На заре, — проговорил он мягко, даже почтительно, — закончив работу, я пошел на площадь узнать, что слышно нового. Около храма я нашел кусочек ткани, на котором было написано:

• Он умереть не может, но и не создан жить.Огромен он, но Пан Ку способен все вместить.

Кун Лао взглянул на тетушку.

— Тебе раньше доводилось когда-нибудь слышать это имя?

Она отрицательно покачала головой.

— И я его никогда не слышал, — сказал юноша. — Но по пути домой понял, что не