К полудню таблетки перестали действовать, и я снова начал чихать. Я пытался не обращать на это внимания, но очень трудно выполнять тонкую работу, одновременно прижимая салфетку к носу, поэтому в конце концов сдался и сказал Винсу:
— Лучше я уйду, пока не засморкал все улики.
— Тако от этого хуже не становятся, — заметил тот.
Я в одиночестве пошел обедать в тайский ресторанчик возле аэропорта. Не то чтобы разглядывание старой обертки из-под тако внушило мне чувство голода, но я всегда полагал, что огромная миска пряного тайского супа способна бороться с простудой эффективнее, чем любые лекарства. Когда я доел суп, болезнетворные бактерии покинули мой организм вместе с потом, изгоняя простуду через поры в биосферу, где ей и надлежало находиться. Я почувствовал себя намного лучше и оставил чаевые, которые, возможно, несколько превышали норму. Но как только я вышел из ресторана и оказался на жаркой улице, у меня чуть не треснул череп от оглушительного чиха, и кости тут же отозвались такой болью, словно кто-то сжал мои суставы в тисках.
Счастье — это иллюзия. И тайский суп иногда — тоже. Я сдался, зашел в аптеку, купил еще таблеток и выпил сразу три. Когда я вернулся в лабораторию, пульсирующая боль в носу и в костях немного утихла. Не знаю, помог ли суп или таблетки, но мне показалось, я смогу пережить любое привычное страдание, назначенное судьбой. А поскольку я более или менее приготовился к неприятностям, ничего не случилось.
Остаток дня прошел без всяких событий. Используя наш громадный опыт, мы работали над довольно-таки слабой уликой, но к вечеру я выяснил лишь одно: Мацуока ненавидит мексиканскую кухню вообще, а не только тако.
— Если я поем эту дрянь, у меня отходят газы, — пожаловался он. — Сам понимаешь, в личной жизни от этого возникают проблемы.
— А я и не знал, что она у тебя есть, — заметил я. Под микроскопом лежал кусочек тако, и я рассматривал его в тщетной надежде обнаружить хотя бы крошечную подсказку, пока Вине изучал сальное пятно на обертке.
— Конечно, есть, — возразил он. — Я почти каждый вечер хожу на вечеринки. Я нашел волос.
— И что это за вечеринка?
— В смысле, я нашел волос на обертке. Что касается вечеринок, то я тщательно бреюсь. Целиком.
— Пожалуйста, без подробностей, — попросил я. — По-твоему, это нормально?
— Да, конечно, многие бреются.
— Я имею в виду волос на обертке. Кстати, он человеческий?
Вине посмотрел в микроскоп.
— По-моему, крысиный, — ответил он. — Вот еще одна причина, почему я не ем мексиканские блюда.
— Вине, — заметил я, — крысиные волосы не относятся к числу мексиканских специй. Они появляются, поскольку тако продают с какого-то паршивого лотка.
— Ну, не знаю, это ты у нас гурман, — сказал Вине. — Лично я предпочитаю стулья.
— Никогда не ел стулья. Что-нибудь еще?
— И столы. И настоящие столовые приборы.
— Что-нибудь еще есть на обертке? — спросил я, подавляя сильнейшее желание ткнуть Винса пальцем в глаз.
Тот пожал плечами:
— Просто жир.
И мне с моей крошкой тоже не повезло. Больше ничего не удалось выяснить, кроме того, что лепешку испекли из просеянной кукурузной муки и кое-каких неорганических добавок, видимо, консервантов. Мы провели все анализы, какие только можно сделать в лаборатории, не уничтожая обертку, и не нашли ничего интересного. Остроумие Винса также не поднялось на более высокую ступень, поэтому, когда я собрался уходить, в душе у меня не бурлила радость. Я отразил последнюю телефонную атаку Деборы, запер улики и зашагал к двери.
— Ты пошел за тако? — поинтересовался Вине, когда я взялся за ручку.
— Да, чтоб сунуть их тебе в задницу! — обрезал я. В конце концов, если где-то действительно выдавали приз за это слово, я имел право на попытку.
Глава 6
Я возвращался домой в час пик. Машина ползла очень медленно, меня агрессивно подрезали, а несколько раз я едва избежал столкновения. На обочине шоссе Пальметто горел пикап, а рядом, с почти скучающим видом, стоял Полуголый парень в джинсах и старой ковбойской шляпе. На спине у него виднелась огромная татуировка в виде орла, в руке — сигарета. Все притормаживали, чтобы взглянуть на горящую машину, и я слышал вой сирены и гудки — пожарные пытались протолкнуться среди праздных зевак. Как только я миновал пикап, из носа снова потекло; когда я через четверть часа добрался до дома, то чихал уже каждую минуту и череп при этом едва не взрывался.
— Доба! — провозгласил я, открывая дверь, и ответом послужил рев ракетных двигателей. Коди, вооружившись игровой приставкой, старательно уничтожал мировое зло с помощью массированной артиллерийской атаки. Он посмотрел на меня и снова перевел взгляд на экран. По меркам Коди, это являлось радушным приветствием.
— Где мама? — спросил я.
Он кивком указал в сторону кухни.
— Там.
Хорошие новости. Рита на кухне, значит, готовится что-то вкусное. Я по привычке потянул носом, готовясь учуять аромат, и напрасно, поскольку в ноздрях засвербило и последовала целая серия оглушительных взрывов, от которых я чуть не рухнул на колени.
— Декстер? — спросила Рита.
— Апчхи! — ответил я.
Она показалась в дверях в резиновых перчатках и с огромным ножом в руке.
— Ты ужасно выглядишь.
— Спасибо, — поблагодарил я. — Зачеб тебе бож и перчатки?
— Бож?.. Ах нож. Я готовлю суп, — сказала она, помахивая ножом. — С красным перцем, поэтому пришлось… только в твоей порции, потому что иначе Коди и Эстор откажутся есть…
— Ненавижу острую еду, — объявила Эстор, выходя из комнаты и плюхаясь на кушетку рядом с Коди. — Почему мы вообще должны есть суп?
— Можешь съесть хот-дог, — ответила Рита.
— Ненавижу хот-доги.
Рита нахмурилась и покачала головой. На лоб упала прядка волос.
— Значит, — сделала она вывод, — можешь лечь спать голодная.
Запястьем отведя волосы со лба, она вернулась на кухню.
Я проводил ее взглядом, слегка удивившись. Рита почти никогда не сердилась, и я даже не помнил, когда она в последний раз была резка с Эстор. Я чихнул, подошел к кушетке и встал позади.
— Хотя бы немножко постарайся не расстраивать маму, — посоветовал я.
— Не зарази меня, — предупредила она с нешуточной угрозой.
Я посмотрел на ее макушку, по которой мне почему-то захотелось стукнуть каким-нибудь плотницким инструментом. С другой стороны, я понимал: вразумлять ребенка столь прямолинейным и энергичным способом — это далеко не общепринятый метод в нашем обществе. Обществе, в которое я пытался вписаться. В любом случае вряд ли я мог винить Эстор в раздражительности и злобе, которые чувствовал сам. Даже Рита, казалось, поддалась общему упадку. Возможно, с летним дождем выпало нечто токсичное, заразив нас всех дурным настроением.
Поэтому я просто сделал