Софи все так же ехидно улыбалась:
– Две сотни баксов, что не сможешь.
Лукас почувствовал, как внутри у него что-то перевернулось. Софи отлично знала его слабое место и уже не в первый раз на него давила. Года два назад на одном складе в Лаухлане, в Неваде, она втравила его в покер с высокими ставками – неосторожность, которая стоила Лукасу шестисот баксов да еще и новехонького комплекта брызговиков в придачу. В другой раз она поспорила с ним на три сотни баксов, что он не сумеет вписать тяжелый «кенворт» в очень крутой поворот у Эстес-парка в штате Колорадо. Пари Лукас выиграл, но разбил при этом боковое зеркало и проколол две шины. После того случая он осторожно относился к подначкам Софи.
Поджав губы, Лукас сказал:
– У тебя всего-то денег доллар девяносто восемь центов.
– Не веришь? Загляни в мой кошелек!
– Не полезу я в эту авантюру.
– Эх ты, мокрая курица!
– Ладно, проехали.
– Ты просто боишься.
– Дай мне отдохнуть от женской психологии! – Лукас достал маленькую сигару и снова закурил. – Я бросил держать пари еще в прошлую пятницу.
– Да ладно тебе! – не унималась Софи.
– Я сказал «нет»!
– Признайся, – улыбнулась Софи, – тебе все же любопытно: а вдруг получится?
Лукас раздраженно хмыкнул, притворяясь, что уже забыл о ее предложении. Однако, по правде говоря, ему действительно было весьма любопытно поглядеть на этого Мел вил а – хотя бы для того, чтобы убедиться, что все это розыгрыш. Кроме того, в словах Софи имелась определенная доля истины. Со временем Лукас действительно стал скучновато-осмотрительным, старался поменьше рисковать и ждал времени, когда накопит достаточно денег и сможет уйти на покой.
Конечно же, все это были лишь рассудочные и неискренние доводы. А истинная причина была одна – само пари. Азарт игрока.
– Вот интересно мне знать, – выдавил наконец Лукас, глядя на Софи и восхищаясь ее улыбкой Чеширского кота из «Алисы в Стране Чудес». – Ты пытаешься втянуть меня в эту авантюру, чтобы помочь парню, или просто хочешь еще раз посмотреть, как я буду строить из себя дурака, как в прошлый раз?
Софи ненадолго задумалась, а потом ответила, что того и другого поровну.
Лукас расхохотался и спросил:
– А кто же будет потом вытаскивать нас из тюрьмы?
– Ты что-нибудь придумаешь! – еще шире улыбнулась Софи.
– Крыша у тебя съехала...
– Не тяни волынку, Лукас.
– Ну почему я?.. – простонал он, не выпуская сигару изо рта.
– Мое последнее слово – две сотни баксов.
Лукас бессильно опустил голову. Это означало, что он сдался под напором Софи. Дело было сделано, пари – заключено.
– Черт бы меня побрал, – пробормотал Лукас и протянул руку к отделению для перчаток, где хранилась пачка маршрутных карт и описаний, стянутая резиновым кольцом. Вытащив нужную карту, Лукас внимательно разглядел ее и, взяв в руки рацию, вызвал Мелвила:
– Ладно, браток! Сегодня у тебя счастливый день.
После недолгой паузы в ответ раздалось:
– Спасибо, друг! Черт побери! Спасибо, «Черная Мария»! – но вместо облегчения в голосе Мелвила слышалась невыносимая боль.
– А теперь слушай двумя ушами, Мелвил, – сказал Лукас, отчеркивая ногтем черту на карте. – Тащи свою телегу обратно до развязки дороги И-24 с семьдесят девятым шоссе. Ты все понял?
– Понял, «Мария».
– Мы примерно через пятнадцать минут наберем тебе горючки и нагрянем в гости. С черного хода.
Треск статики, потом дрожащий голос Мелвила:
– Я там буду.
Лукас взглянул на Софи, закатил глаза к небу и сказал в микрофон:
– Конец связи, Мелвил. Скоро увидимся.
Положив трубку, Лукас отключил рацию и устало вздохнул:
– То-то все мы повеселимся...
3. Каждая собака
В середине ночи для шерифа Дика Баума существовало только два способа достигнуть должной степени подъема, лежа рядом со своей благоверной супругой, которая была таковой уже двадцать три года.
Во-первых, можно уговорить Глорию надеть те ярко-розовые трусы с дыркой, которые его брат Мейнард притащил весной семьдесят девятого года из Французского квартала и подарил ради хохмы Бауму на ежегодном балу полиции округа Пеннингтон. За десять лет, что прошли с того времени, Глория надевала их трижды, и каждый раз у Баума немедленно наступала сильная эрекция, длившаяся гораздо дольше обычных десяти – двенадцати минут. К сожалению. Глория была дородной женщиной, и новинка не соответствовала строгим стандартам качества суперподдерживающего белья с двойной прошивкой от «Лейн Брайант», которое она носила. После трех смелых экспериментов розовые панталончики стали напоминать изрядно потрепанную щенячью игрушку.
Во-вторых, можно было пустить в ход фантазию. В золотые школьные годы в Бартонвилле Баум был невероятным фантазером, особенно в области либидо. В восемнадцать лет он обожал девушек из стриптиза, чьи надувные тугие груди отвечали всем проснувшимся и не проснувшимся мечтам юного Риччи Баума. Потом, после двух лет в колледже и успешного экзамена на звание полицейского, ему стали нравиться сирены кинематографа. Глория Хенкель, верная подружка Дика Баума, запросто превращалась в его мечтах в Энджи Дикинсон в мокрой тенниске или Джанет Лей в стальных наручниках. В семьдесят седьмом, когда Баума избрали шерифом, а с Глорией они отметили десятилетний юбилей супружеской жизни, героинями сексуальных фантазий Дика Баума стали женщины из реальной жизни. Теперь Глория превращалась то в длинноногую контролершу из кинотеатра за углом, то в рыжеволосую адвокатшу из окружного суда.
Но в данный момент Глория приняла облик смуглой итальянки-регистраторши из зубной клиники Питерборо.
«Mi amore», – прошептала воображаемая итальянка Бауму на ухо, и вздох ее затрепетал в темноте спальни.
У Баума зашевелилось между ногами. Повернувшись на бок, он обеими руками притянул к себе Глорию. Она, вздохнув спросонья, погладила его по редеющим волосам. Баум осторожно стянул с ее плеч тонкие бретельки ночной сорочки, открывая взору пышную грудь. В пробивавшемся сквозь портьеры лунном свете он не замечал следов растяжек на ее груди, не видел и проступившей тонкой сеточки голубоватых вен и мелких морщинок на шее и ключицах. Сейчас Глория была для него женщиной из его фантазий, и это вполне устраивало их обоих.
– Здравствуй, веселая штучка, – хрипловатым голосом прошептала Глория и, слегка раздвинув ноги, притянула к себе мужа. Тот был готов. Ерзая коленями, он приготовился вводить. От Глории пахло кольдкремом, но Дик тут же представил себе, что от нее пахнет терпкими духами итальянки.
– Возьми меня, дикий жеребец, – прошептала Глория.
И тут раздался пронзительный, прерывистый сигнал бипера.
– О нет, только не сейчас, – застонал Баум, с трудом пряча возбужденное мужское достоинство в трусы.
Это был сигнал служебного полицейского бипера, прикрепленного к поясному ремню, который лежал на кресле рядом с кроватью. Наверняка чрезвычайное происшествие.
– Черт побери, – пробормотала Глория, с досадой отворачиваясь от Дика, – только я вообразила, что ты – Джеймс Бролин!
Взглянув на жену, Баум криво усмехнулся. Убрав с ее лба уже начавшие седеть волосы, он наклонился и поцеловал Глорию в нос. Неохотно вернув ему поцелуй, Глория натянула лямочки ночной сорочки.
Пейджер продолжал сигналить.
Дотянувшись до ремня,