Солнце едва поднимается из-за гор, когда я останавливаю папин грузовик на обочине раскисшей от грязи проселочной дороги. Ставлю машину на ручной тормоз и выглядываю из окна. Передо мной открывается любимый вид: в нескольких шагах начинается делянка, усаженная рождественскими елками. Пологие холмы тянутся на несколько километров. Напротив — все те же безбрежные поля. А там, где кончается наш участок, начинаются другие еловые плантации.

Выключив печку и выйдя из машины, с готовностью подставляю лицо колючему холодному ветру. Затягиваю волосы в тугой конский хвост, засовываю кончик хвоста под объемную зимнюю куртку, надеваю на голову капюшон и туго затягиваю шнурок.

Влажный воздух густо пропитан запахом еловой смолы, а тяжелые ботинки вязнут в размякшей земле. Ветки царапают рукава, когда я тянусь в карман за телефоном. Звоню дяде Брюсу и, прижав телефон ухом к плечу, надеваю рабочие перчатки.

Он снимает трубку и отвечает, смеясь.

— Быстро ты приехала, Сьерра!

— Скорость не превышала, — оправдываюсь я. Но, если честно, ехать по грязи и резко выруливать, лавируя на поворотах, так весело, что удержаться невозможно.

— Ничего, детка. Я сам раз двести лихачил на своем грузовичке по этому склону.

— А я видела. Иначе откуда бы узнала, что это так весело? — отвечаю я. — Ладно, я уже почти у первой связки.

— Буду через минуту, — говорит он и даже не успевает повесить трубку, как я слышу рев вертолетного мотора.

Достаю из кармана куртки оранжевый сетчатый спасательный жилет, продеваю руки в отверстия и застегиваю спереди липучку. Теперь дядя Брюс точно заметит меня с воздуха.

Метрах в двухстах визжат бензопилы: рабочие валят деревья, предназначенные на спил в этом году. Два месяца назад мы начали помечать елки, которые хотим спилить. На одну из верхних веток повязывали цветную пластиковую ленту — красную, желтую или голубую, в зависимости от высоты дерева, чтобы перед погрузкой в машины их легче было рассортировать. Деревья без лент оставляли расти.

Вижу, как издали приближается красный вертолет. Мама с папой помогли дяде Брюсу его купить, а взамен он помогает нам с погрузкой урожая. Перевозка по воздуху экономит землю для посадок — не нужно прокладывать сеть мелких подъездных дорог. И деревья прибывают к покупателям более свежими. В оставшееся время дядя организует вертолетные прогулки вдоль скалистого побережья. А бывает, совершает подвиги, спасая заблудившихся туристов.

Спилив четыре-пять елей, рабочие укладывают их рядышком поверх двух толстых канатов — как рельсы на шпалы. Сверху кладут еще деревья, пока не получится связка примерно из десяти елей. Затем канаты стягивают, скрепляют и переходят к следующей связке.

Тут-то и подходит моя очередь.

В прошлом году папа впервые разрешил мне это сделать. Я знала, что у него на языке при этом вертелось: «для пятнадцатилетней девочки эта работа слишком опасна». Но вслух он ничего не сказал, ведь нанимает же он моих одноклассников и разрешает им орудовать бензопилами.

Шум лопастей приближается — они с громким тарахтением рассекают воздух. Мое сердце бьется в такт. Я готовлюсь зацепить первую в этом сезоне связку.

Стою у первой связки, сгибая и разгибая пальцы в перчатках. Окно вертолета бликует на утреннем солнце. Позади машины тянется длинный канат, волоча по небу тяжелый красный крюк.

Вертолет приближается и замедляет ход. Ноги в тяжелых ботинках проваливаются сквозь землю. Над головой жужжат лопасти. Трат-трат-трат-трат-трат. Вертолет медленно снижается, и вот уже металлический крюк касается иголок. Поднимаю руку над головой и делаю круговое движение: нужно спуститься чуть ниже. Когда вертолет опускается еще сантиметров на десять, хватаю крюк, поддеваю им канаты и отступаю на два шага назад.

Поднимаю голову и вижу, что дядя Брюс улыбается. Подаю знак, он жестом сигналит, что все отлично, и набирает высоту. Отрываясь от земли, тяжелая связка подпрыгивает и уплывает прочь.

Над домом висит тонкий месяц. Из окна второго этажа видны окутанные густым сумраком холмы. В детстве я стояла у этого окна и воображала себя капитаном корабля, вглядывающимся в ночной океан, волны которого порой темнее звездного неба над головой.

Из года в год этот вид остается неизменным: все дело в грамотной регуляции численности деревьев. На каждую спиленную ель мы оставляем пять, и место старого дерева занимает новый саженец. Пройдет шесть лет, и старые деревья отправятся кто куда и станут главным символом Рождества в каждом доме.

А у нас другие праздничные традиции — таков уж семейный бизнес. Накануне Дня Благодарения мы с мамой едем на юг, где нас уже ждет папа. В День Благодарения ужинаем с Хизер и ее родителями. А со следующего утра и до самого Сочельника мы продаем елки. В сочельник, падая без ног, дарим друг другу по одному подарку. Больше в нашем передвижном доме — серебристом трейлере — просто не умещается.

Наш деревенский дом построен в 1930-е годы. Деревянные полы и лестницы такие старые, что встать среди ночи и не наделать шуму совершенно невозможно. Но я держусь того края лестницы, где ступени скрипят меньше всего. Захожу на кухню, делаю три шага… и из гостиной меня окликает мама.

— Сьерра, ты бы хоть пару часов поспала.

Когда папа в отъезде, она всегда засыпает на