Она подтягивает ноги, садится по-турецки на лавочку (то есть на мою кровать) и разворачивает свой сэндвич.
— Вчера вечером он позвонил и двадцать минут рассказывал, как ходил на почту.
— Ну не умеет человек вести светские беседы. — Я пожимаю плечами, откусываю кусочек и чуть не пищу от удовольствия, почувствовав на языке вкус праздничной индейки.
— Ты не понимаешь. То же самое он мне рассказывал на прошлой неделе, и в тот раз я тоже не поняла, зачем. — Я смеюсь, а она всплескивает руками. — Я серьезно! Зачем мне знать, что в очереди перед ним стояла ворчливая старушка, которая хотела отправить на Аляску коробку устриц? Вот ты хотела бы?
— Отправить на Аляску коробку устриц? — Я наклоняюсь и дергаю ее за локон. — Злюка ты.
— Да нет, просто я честная. Но раз уж мы заговорили о злюках, — замечает она, — помнишь, ты бросила парня, потому что тот, видите ли, слишком сильно был в тебя влюблен? Вот это называется топтать чужие души.
— Мейсон? Да он лип ко мне, как рыба-прилипала! — оправдываюсь я. — Хотел даже приехать сюда на поезде и навестить меня в каникулы. И это в начале лета. Мы на тот момент встречались всего пару недель!
— А, по-моему, это мило, — проговорила Хизер. — Он уже тогда понимал, что не проживет без тебя месяц. Вот бы мне отдохнуть месяцок от Девона и его занудства.
А ведь когда они только начали встречаться, Хизер души в нем не чаяла! И было это всего пару месяцев назад.
— Короче, — говорит она, — вот почему, пока ты здесь, нам нужно ходить на свидания вчетвером. Можем просто тусоваться вместе: тебе необязательно в кого-то влюбляться, ничего такого.
— Хорошо, что предупредила, — отвечаю я. — Спасибо на добром слове.
— Мне хотя бы будет с кем поговорить, кроме него, — умоляет она.
— А я не против третьим лишним на вашем свидании, — заявляю я. — Готова даже помочь, если речь опять пойдет об устрицах. Но никаких новых парней, пожалуйста — в этом году мне и так достаточно переживаний.
Эндрю и еще один парень из бейсбольной команды наблюдают за нами из-за деревьев. Они переговариваются и смеются, а увидев, что мы их заметили, не замолкают и не отворачиваются.
— Они что, смотрят, как мы едим? — спрашиваю я. — Бедняги.
Эндрю посматривает через плечо — небось проверяет, не идет ли мой папа, — а потом машет нам рукой. Я не успеваю решить, помахать ли ему в ответ — папа кричит, чтобы они возвращались к работе. Воспользовавшись моментом, задергиваю шторы.
Хизер поднимает брови.
— Кажется, он все еще к тебе неровно дышит.
Я качаю головой.
— Кого бы я ни выбрала, нас все равно ждут сплошные нервы. Папа будет все время нас пасти. Я не согласна терпеть такие мучения даже ради самого крутого парня на свете. И уж тем более ради того, кто стоит за окном.
Хизер барабанит пальцами по столу.
— Значит, нужен кто-то, кто здесь не работает… кто-то, кого твой папаша не сможет назначить дежурным по туалетам.
— Ты что, не слышала, что я вообще не хочу ни с кем встречаться?
— Слышала, — отвечает Хизер. — Но не обратила внимания.
Ну конечно.
— Ладно, допустим, на горизонте возник парень, который мне понравился. Чисто теоретически, потому что этого не будет. Кто согласится встречаться со мной, зная, что через месяц я навсегда исчезну из его жизни?
— А ты ничего не говори, — отвечает Хизер. — Все равно ничего не изменишь, да к тому же некоторые пары и месяца-то вместе продержаться не могут. Так что, по-моему, тебе не о чем волноваться. Относись к этому, как к курортному роману.
— «Курортному роману»? Ты что, серьезно? — Я закатываю глаза. — Кто-то смотрит слишком много романтических комедий.
— Но ты подумай! Никаких обязательств — ведь ты точно знаешь, когда все закончится. И будет о чем рассказать подругам, когда вернешься домой.
Вижу, что мне ее не переспорить. Хизер даже упрямее Рэйчел — то есть упрямее некуда. Есть только один способ с ней бороться — оттягивать дату этого несчастного двойного свидания как можно дольше, вплоть до самого отъезда.
— Я подумаю, — отвечаю я.
С улицы раздается знакомый женский смех. Я отодвигаю шторку и выглядываю в окно. Это две женщины средних лет из муниципалитета. В руках у них ворох плакатов, и они направляются к конторе.
Заворачиваю остатки сэндвича, чтобы взять с собой, и обнимаю Хизер на прощание.
— Обещаю присмотреть себе рождественского Ромео, но сейчас пора возвращаться к работе.
Хизер заворачивает свой сэндвич и бросает в пакет. Она выходит из трейлера вслед за мной и идет к своей машине.
— Я тебе кого-нибудь присмотрю, — кричит она.
Дамы из муниципалитета стоят у прилавка и разговаривают с мамой. Та, что постарше, с длинной седой косой, демонстрирует плакат, на котором изображен грузовик-мусоровоз, увешанный рождественскими гирляндами.
— Если вы повесите пару этих плакатов у себя, город будет вам очень благодарен! В этом году нас ждет невероятный парад — такого еще никогда не было! Хотим, чтобы все о нем узнали!
— Конечно, — отвечает мама, и дама с косой кладет на прилавок четыре плаката. — Сьерра повесит их после обеда.
Ныряю под прилавок за степлером и выхожу на улицу с плакатами. Разглядываю их внимательно, и меня разбирает смех: не уверена, что мусоровоз в гирляндах привлечет большую толпу! Такое могли придумать только жители маленького городка.
Когда я была помладше, родители Хизер пару раз брали меня на парад, и, должна признать, там было весело. Все, как в старые добрые времена. Теперь я смотрю праздничные парады только по телевизору, и те устраивают в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе. На них редко встретишь шествие Общества мопсовладельцев и Друзей библиотек, или увидишь тракторы, из динамиков которых доносятся рождественские гимны в стиле кантри. Хотя у нас в Орегоне наверняка устраивают такие же парады.
Я прикрепляю верхние углы последнего плаката к деревянному фонарному столбу у входа на базар. Затем разглаживаю плакат и тут слышу за спиной голос Эндрю:
— Помощь нужна?
У меня опускаются плечи.
— Да нет, справлюсь.
Прикалываю скрепками два нижних угла. Затем отступаю на шаг назад и делаю вид, что изучаю плоды своих трудов, а на самом деле жду, чтобы Эндрю ушел. Но когда оборачиваюсь, то вижу, что он обращался не ко мне, а к очень симпатичному парню, нашему ровеснику. Он сантиметров на десять выше Эндрю, в одной руке у него елка, а другой он откидывает со лба прядь темных волос.
— Спасибо, я справлюсь, — отвечает он, и Эндрю уходит.
А парень смотрит на меня и улыбается. На левой щеке играет прелестная ямочка. Я тут же чувствую, как у меня краснеют щеки, опускаю взгляд и смотрю себе под ноги. В животе ухает, я делаю глубокий вдох и напоминаю себе, что красивая