Молодой отец забирается на кровать, как будто покоряет Эверест, и прислоняется к стене. Лицо у него серого цвета.

– Вот так, а теперь посмотрим на малышку. Во сколько она появилась?

Я беру девочку у мамы и кладу ее на полотенце.

– Минут пять назад?

Пуповина еще не разрезана, поэтому ее не унести далеко. В такие моменты все очень хорошо знакомо. Я начинаю вытирать малышку.

– Вы придумали ей имя?

– Нет еще.

Малышка дышит, но я еще не слышал крика. Я начинаю с головы и лица, энергично растираю ее, убираю грязь, оставшуюся после недавних мучений, потом спускаюсь к груди и спине, собираю полотенцем блестящую влагу, поворачиваю полотенце в поисках сухих мест для ягодиц, ручек и ножек, стараюсь вызвать реакцию. Мне было бы куда веселее, если бы я услышал крик.

Рация жужжит: «Внимание, внимание, требуется экипаж скорой помощи, сохраняется ситуация: младенец родился до приезда скорой, на месте специалист быстрого реагирования, требуется экипаж».

Это про меня. Но никто пока не спешит на помощь.

Я немного беспокоюсь, но я не хочу, чтобы родители это заметили. У мамы усталый вид, а папа – белый как мел. Если он запаникует, это его добьет. У меня сейчас два пациента, и мне не нужен третий.

Цвет кожи у малышки мог бы быть лучше, и она по-прежнему вялая. Если ребенок получает достаточно кислорода, эти показатели улучшаются. Этой девочке нужно закричать. Издать отчаянный вопль новорожденного, громкую жалобу существа, выброшенного из рая прямо в лужу. Писк, выталкивающий жидкость из легких и наполняющий их воздухом. Пока что она не издала ни звука.

* * *

Каждый, кто когда-то чувствовал, что не соответствует требованиям, поймет, как сложно будущему отцу в дни ожидания большого события. Его роль идеально описывается термином «запасная часть». Беременность и роды даже в лучшие времена представляют собой загадку для мужского ума, но лишь когда начинается гонка с неопрятным финалом, ее участник-мужчина, до сих пор уверенный в том, что находится в центре событий, вдруг понимает, насколько он неважен. Проще говоря, чем он может помочь? Его сведения об организме жены устарели на девять месяцев. У него нет никаких нужных навыков. Родной человек мучится все сильнее? Он не может это изменить. Вот-вот появится на свет его дитя? Это случится вне зависимости от его участия или неучастия в процессе. Никогда в жизни он не был так сильно вовлечен в ситуацию, на которую столь бессилен повлиять.

Именно в этом положении сейчас находится парень Ребекки, Джеймс, и, кажется, он глубоко задумался над этим вопросом. Может быть, он думает: удивительно, что именно отцовство влечет за собой такое чувство бессилия. А может быть, просто все это дело для него тяжеловато.

Порядочного мужчину, присутствующего при родах, раздирают противоречивые желания. Он хочет поддержать свою спутницу – разделить с ней все тяготы, ободрить, побыть хорошим парнем, – но он в совершенно непривычной ситуации и страшно боится сказать или сделать что-то не то. Он не может почувствовать ту же боль, но, может быть, он может посочувствовать?

– Хочешь воды?

– Нет! Нет!

Она отталкивает стакан.

– Схватки усиливаются?

– Конечно, усиливаются!

– Может, скоро будет полегче?..

– Я не хочу «полегче»! Схватки должны быть все сильнее и сильнее! В этом весь смысл. Ты разве не читал книгу?

На самом деле он и вправду пролистал эту главу, потому что его от нее тошнило.

– Воды!

Он подносит стакан к ее губам.

– Дай мне руку!

Он протягивает руку, она хватается за нее, лицо искажает гримаса: снова схватки. Она впивается в руку ногтями и сжимает ее, потом сжимает еще крепче. Он рад, что хоть чем-то полезен.

Другая стратегия поведения, популярная у тактичных отцов предыдущих поколений, – как можно меньше попадаться на глаза или тихо смыться. Преимущества подхода «с глаз долой – из сердца вон» понятны, но у него есть и недостатки. Уходя в самоволку, молодой отец рискует на всю жизнь прослыть дезертиром, удравшим с переднего края обороны.

Однако есть третий путь. Согласно этому сценарию, мужчина, обуреваемый чувством вины, ухитряется одновременно присутствовать и отсутствовать, демонстрировать намерение поддержать свою вторую половину и тем не менее пребывать в блаженном, абсолютно бесполезном состоянии. Как так может получиться? Молодой отец добивается этого при помощи на удивление популярной тактики: он теряет сознание.

Похоже, что парень Ребекки, Джеймс, выбрал именно этот метод. Строго говоря, Джеймс не прошел весь путь и не упал в обморок прямо на пол, но укрылся в состоянии слабого недомогания. Непонятно, действительно ли Джеймс предпочитает упасть в обморок, но не дезертировать. В любом случае, очень хорошо, что его мама оказалась поблизости и смогла взять на себя бразды правления.

* * *

– Когда она появилась, она кричала?

– Нет.

– А потом?

– Нет. Это плохо?

– Это нормально. Просто нам, может быть, придется ей помочь.

– Что-то не так?

– Я перережу пуповину, ладно?

Я закрепляю на ней три пластмассовых зажима: один на каждой стороне и еще один, чтобы наверняка. Пуповина гладкая и скользкая, как желе, прочная, как канат, свитая в спираль и набухшая, как морское животное. Я чикаю изогнутыми ножницами, оставляя два зажима на стороне малышки. Я заворачиваю ее в сухое полотенце и кладу обратно на кровать, а затем выныриваю из комнаты за аспиратором[3]. Я заметил, что при дыхании у нее вокруг ноздрей образуются желто-коричневые пузырьки: возможно, во время родов в дыхательные пути попал меконий. Я убираю эти следы со рта и ноздрей крошечной пластмассовой трубочкой.

– Мама, как вы себя чувствуете?

– Нормально.

Она выглядит все более встревоженно.

– Голова не кружится?

– Нет.

– Схватки продолжаются?

– Нет, остановились. С ней все хорошо?

– Да, просто я хочу ее еще немного осмотреть.

– Похоже, что-то не так?

Я разворачиваю стетоскоп, прикладываю его к груди малышки и слушаю. Я слышу, как бьется сердце, вижу, как движется грудь, но мне по-прежнему не нравится ее цвет, вялость и молчание. Я достаю из упаковки маленький мешок Амбу[4] и надеваю на лицо малышке самую маленькую маску – немногим больше резинового наперстка.

– Не волнуйтесь, мама. Она дышит. Я просто хочу ей помочь.

– С ней все хорошо?

– Так часто бывает. Просто нужно немного простимулировать.

Я прикладываю стетоскоп к груди малышки и придерживаю маску. Я слушаю дыхание и нажимаю на мешок, чтобы протолкнуть воздух в легкие. Я напоминаю самому себе, что надо быть осторожнее: легкие очень маленькие, а руки рвутся нажать со всей силой. Но достаточно слегка ущипнуть мешок, и легкие расширяются.

Я делаю это полминуты. На первый взгляд безмятежная и трогательная сцена, но спокойствие может быть обманчивым. Пока я аккуратно нажимаю на мешок и смотрю на грудь, у меня в голове роятся мысли. Нет ли у мамы кровотечения? Я ее еще не осмотрел. Не холодно ли малышке? Вряд ли, здесь тепло. Не попал ли ей меконий в легкие? Насколько сильно встревожены