Я поехал к Чендлеру и сказал, что принимаю его предложение. Он сидел за письменным столом и казался воплощением величественного финансового магната.
— Отлично, Менсон. Контракт для вас уже готов. — Он помолчал, испытующе взглянул на меня, прищурив глаза. — Да, вот что еще… Вы будете бороться с коррупцией и обманом. Вы должны уяснить, что постоянно будете на виду, как золотая рыбка в аквариуме. Вы обязаны соблюдать осторожность и никому не давать повода для каких-либо нападок. Золотым рыбкам негде спрятаться — помните это! Посмотрите на меня, я — квакер и горжусь этим. Я верю в Бога, и моя личная жизнь безупречна. Никто не может упрекнуть меня в чем бы то ни было. И вы тоже не смеете стать объектом критики. Вам это ясно? Ни капли алкоголя, когда вы за рулем, никаких связей с женщинами. Вы живете в благополучном и счастливом браке, и он должен оставаться таковым. Никаких долгов. Вам нельзя делать ничего такого, к чему могут придраться обиженные люди. Стоит вам сделать один неосторожный шаг, как на вас набросятся все газеты штата. Теперь у вас есть великая цель — преследовать коррупцию и нечестность, вы приобретете множество врагов, которые постараются свалить вас при первой же возможности.
Поскольку я нуждался в его тридцати тысячах, я сказал, что все понимаю. Однако после того как подписал контракт и вышел из кабинета, меня начало беспокоить неприятное чувство. У меня уже были долги, в банке числился перерасход. И еще была Линда, которая не переставая сорила деньгами. И при всем этом у меня хватило глупости согласиться на покупку дома в Истлейке. Это был изысканный район вилл, выстроенных для тех, кто мог себе такое позволить. Цены роскошных комфортабельных домов колебались в пределах семидесяти пяти тысяч. Такой дом был полной чашей: ковры, посудомоечные машины на кухне и даже система автоматической поливки газонов, а в самом Истлейке — клуб, конюшни, теннисные корты, плавательный бассейн, поле для гольфа с освещением и большой супермаркет, в котором можно было купить все, начиная от запонок и кончая продуктами. Истлейк казался Линде раем на земле. Она заявила, что мы просто не сможем жить ни в каком другом районе. И потому я купил дом, который обходился мне в год в десять тысяч долларов.
Мы переехали, и Линда была счастлива. На мебель ушли все сбережения. Мне пришлось признать, что дом действительно превосходный, и я гордился, что купил его. Однако в глубине души меня страшили расходы, связанные с покупкой. Наши соседи были в большинстве своем моложе нас, но у меня создалось впечатление, что в финансовом плане они обеспечены значительно лучше. Каждый вечер мы либо принимали гостей, либо сами шли в гости. Линда, разумеется, захотела собственную машину, и мне пришлось купить «остин», но ей этого было мало. Она требовала все новых и новых трат: ее приятельницы постоянно щеголяют в новых нарядах, так почему она время от времени не может менять гардероб? Она не умела готовить, и домашнее хозяйство наводило на нее скуку. Мы наняли Сисси, крупную негритянку, которая приезжала через день в старом облупленном «форде». Каждый ее визит обходился мне в двадцать долларов. Мой тридцатитысячный заработок, который казался таким великолепным, когда я подписывал контракт, теперь свелся к нулю. Но журнал имел успех. Хоть этому я мог порадоваться. Мне повезло, так как я получил в сотрудники двух самых выдающихся репортеров, каких только мог иметь: Уолли Митфорда и Макса Берри, а детективное бюро Чендлера снабжало меня непрерывным потоком информации. Чендлер одолжил мне также и своего эксперта по рекламе, который действительно оказался прекрасным специалистом. Никаких финансовых затруднений с журналом не возникало. Мы с Митфордом и Берри сумели раскрыть ряд афер. У нас появилось множество врагов, но этого и следовало ожидать. Я направил внимание на политиканов и дела штата. Когда вышел четвертый номер журнала, я знал, что меня ненавидят, но строго придерживался фактов, и никто из подвергшихся атаке не мог эффективно защищаться.
Я сидел, обогреваемый солнцем, и думал, как уязвим оказался бы, вздумай кто-то из врагов покопаться в моей личной жизни. Я превысил банковский счет на три тысячи долларов и явно живу не по средствам. Я не сумел обуздать расточительность Линды. Если какой-нибудь заштатный газетчик вздумает причинить мне неприятности, ему достаточно намекнуть, что между мной и Линдой не все ладно, и это наверняка возмутит Чендлера, живущего в гармоничном мире.
В следующем номере, который выйдет через месяц, я собирался атаковать капитана Джона Шульца, шефа полиции. Меня заинтересовал тот факт, что он живет в доме за сто тысяч, ездит в «кадиллаке» и может послать на учебу в университет двух сыновей, да еще его жена носит норковое манто.
Чендлер тоже хотел, чтобы я занялся Шульцем, так как его недолюбливал. Мы не написали ничего, кроме правды, но я понимал, что тот, кто вмешивается в дела шефа полиции, сам напрашивается на немалые неприятности. Я знал: как только этот номер появится в продаже, мне придется вести себя крайне осторожно. Никаких транспортных нарушений, стоянок в недозволенном месте, алкоголя в крови. Я понимал: за мной будут следить все копы в городе.
Я сидел возле пустого бассейна и спраашивал себя, имеет ли смысл то, чем занимаюсь. Я не обладал квакерским складом ума Чендлера, меня интересовали деньги. Ему было легче, он мог играючи опровергнуть любое обвинение в клевете. В конце концов, он был прирожденным крестоносцем, я же — нет.
Завтра первое число, и мне предстояло оплачивать счета за прошедший месяц. Я сел за письменный стол и подвел итог. Он превышал мою зарплату за четыре года на 2300 долларов. Я проверил все расходы. Если не считать сумасбродных покупок Линды, мы тратили больше всего денег на спиртное и мясо. Когда дважды в неделю принимаешь человек десять — шестнадцать гостей и щедро подаешь им в неограниченном количестве бифштексы и выпивку, деньги прямо-таки текут, а тут еще ежемесячные взносы за машину, оплата услуг Сисси, повседневные мелкие расходы и налоги.
Собственно, меня еще удивило, что долги не оказались большими.
У меня возникло чувство, что я зашел в тупик. Придется что-то сделать, но что? Напрашивалось очевидное решение: продать дом и переехать в маленькую квартирку. Трудность заключалась в том, что к тому времени все уже считали меня преуспевающим человеком, и я не знал, могу ли я вывесить белый флаг