— А что заставляет в ужасе просыпаться вас, Вик?
— Слушайте, сегодня мы встречаемся в последний раз. Какой смысл копаться во всем этом теперь?
— Огромный смысл. Поскольку это последний раз, вам гораздо безопаснее рассказать все мне, чем доктору Якобсену, когда тот вернется.
— Уж будто вы не оставите ему свои записи! Передавая их, вы сможете задержаться.
— Это вас задержали, Вик.
— Ну и что? Сидеть в Замке — не самый плохой вариант.
— Но как же свободная жизнь, Вик? Возможность выбора?
Я молчал. Секундная стрелка описала круг.
— Как вы относитесь к остальным?
— Чрезвычайно осторожно. Они не любят, чтобы их трогали.
— Полагаю, вы говорите серьезно. Но если вы воспринимаете меня, как… — Он пожал плечами. — Итак, спрашиваю снова: как вы относитесь к остальным?
— Они все как бы выжжены изнутри, все до единого. Бывают хорошие дни, когда они просто вымотаны. А бывают плохие, когда они не в себе. Я то злюсь, то смеюсь, глядя на них. Но мы понимаем друг друга лучше, чем вы, доктора и сестры, может быть, потому, что мы были там и переступили черту. А вы — нет. Нас держат взаперти. А вас — нет. Мы заодно. И вы тоже. Пятеро с одной стороны, четверо — с другой… Получается, они — все, что у меня осталось.
— Прямо-таки семья. — Доктор подождал, пока я что-нибудь скажу, но, почувствовав, что пауза затягивается, спросил: — Какую же роль в этой семье играете вы? Отца?
— Не надо возлагать на меня такое бремя. Наш общий отец — Дядюшка Сэм.
— Стало быть, все вы — его детишки, — пожал плечами доктор Фридман. — Когда же вы подрастете?
— И вдруг станете нормальными, да? Нет, уж это вопрос к вам, доктор.
— Вы все еще думаете о самоубийстве.
— А у кого не было таких мыслей?
— Но вы не просто думали. Вы пытались. Дважды.
— Что… Вы думаете, я… это всерьез?
— Нет, я думаю — простите за выражение, — что вы были убийственно серьезны.
— Выходит, ЦРУ право и я некомпетентен.
— Черт возьми, вы самый компетентный сумасшедший, которого я знаю.
— Тогда почему я не смог себя убить?
— Вас не так-то просто убить… даже вам самому. Но гораздо важнее другое — почему вы прекратили попытки покончить с собой.
— Может, дожидаюсь подходящего момента.
— Или повода, чтобы этого не делать.
Наши взгляды скрестились, преодолевая прозрачную стену молчания.
Наконец доктор Фридман посмотрел на часы.
— Что ж, пойду послушаю Хейли, она говорит, что у нее все симптомы истощения.
— Она специально придуривается, чтобы доказать, что больна, — сказал я.
— Если вы это наверняка знаете…
— В чужую душу не залезешь.
— Разумеется. Почему, как вы думаете, в психиатры идет так много людей, у которых с головой не в порядке?
— А у вас что — не в порядке, док?
— Теперь в порядке.
Выйдя, он закрыл за собой дверь. Наше отделение находится на третьем этаже Замка. Когда доктор ушел, я уставился в окно с противоударным стеклом. За ним виднелись деревья с голыми ветвями, по голубому весеннему небу плыли белые облачка, и я почувствовал, как по щеке моей скатилась слезинка.
4
— Итак, мы снова здесь, снова вместе. Завершающий сеанс. Последняя возможность.
Зовите говорящего пророком. Зовите его человеком, который ставит правильные вопросы, чтобы получать неправильные ответы. Зовите его доктором Фридманом, как мы — с того самого, первого, утра, когда мы составили в кружок наши складные стулья в залитой солнечным светом комнате отдыха, точь-в-точь как в тот вторник, когда мы собрались в последний раз.
— Сегодня днем, — сказал психиатр, — я хочу поговорить обо всех. Клиническая практика — не моя специальность, — продолжал доктор Фридман. — По большей части я занимаюсь психиатрией в критических ситуациях применительно к международному анализу. В ЦРУ. Как только я вернусь в округ Колумбия, я снова стану наблюдателем и буду составлять отчеты для Совета национальной безопасности. Я даже не смогу выкроить время съездить домой в Нью-Йорк. У меня был перерыв две недели, но когда я услышал о подготовке персонала здесь, то подумал, что это лучше, чем валяться на берегу где-нибудь на Гавайях…
— Вы бы обгорели, док.
— Браво, Рассел, вы во всем умеете увидеть положительную сторону, особенно когда выбор уже сделан.
Рассел поправил очки.
— Да уж, такая яркая личность, что приходится носить темные очки.
— Быть яркой личностью — не главное, — сказал доктор Фридман. — Так или иначе отточить свои врачебные навыки, возможность поближе познакомиться…
— Поближе познакомиться со сломавшимися отпрысками национальной безопасности, — прервал его я.
— Как всегда, узнаю поэта, Виктор. Но сейчас я хочу поговорить обо всех вас, увиденных, так сказать, сквозь призму моего организационного анализа, а не…
— А не психоанализа, — вступил Зейн. — Психи — это мы.
— Не стоит преуменьшать собственное значение, — сказал врач. — Вы не просто психи. Вы сообщники, захватившие эту психиатрическую лечебницу.
Отперев дверь отделения, вошла новенькая сестра. В руках у нее были истории болезней. Она взяла себе стул. Я мельком заметил ее отражение в темном экране выключенного телевизора.
— Мы уже сто лет как ничего не решаем, — сказал Зейн. — В особенности здесь.
— А ключики-то у вас, док, — подхватил Рассел.
— И вас всех это устраивает. Нет уж, попрошу меня не прерывать.
В стеклах очков доктора Фридмана отразились пятеро обитателей психушки, скорчившихся на своих металлических стульях.
— Моя область — гештальт-динамика, то есть функционирование групп, в особенности состоящих из людей с психическими отклонениями в повышенно-стрессовой среде. Однако, — улыбнулся доктор Фридман, — мое описание в досье ЦРУ гораздо лучше. В нашем призрачном мире они называют меня «наводчиком».
— Это вроде снайпера? — спросил бывший рядовой Зейн.
— Скорее вроде пастыря, но речь не обо мне, так что давайте-ка опустим это, чтобы мы с сестрой успели добраться до мотеля и сложить вещи, прежде чем вернуться… — доктор Фридман снова улыбнулся, — вернуться в реальный мир.
— Так вы его нашли?! — воскликнул Рассел.
— Эй! — сказал я. — Называйте доктора Фридмана «наводчиком».
— Несравненный наводчик, — покорно повторил Эрик.
— Мне без разницы, как его называть. Назовите-ка меня «такси», и поеду я отсюда, — сказал Рассел.
— Ты такси! — хором отозвались Зейн и Эрик.
— Давай проваливай, коли намылился, — подхватила Хейли.
— Заткнитесь! — взвыл доктор Фридман и хлопнул в ладоши.
Лицо его вспыхнуло.
— Я подловил вас на том, что вы пациенты, захватившие сумасшедший дом, а вы в отместку хотите увильнуть от прямого разговора, тянете время!
Консультирующий психиатр затряс головой.
— Сумасшедшие наделены мощным даром видеть реальность. Конечно, их видение искажено, но ясно. А вы — самые проницательные, хотя и самые слепые из всех пациентов, которые у меня были. Поглядите-ка на себя.
Эрик послушно завертел головой.
Рассел еще плотнее надвинул очки.
— На меня уже сегодня нагляделись.
— Неужто? — спросил психиатр. — Так,