— Как, еще была битва? — воскликнул капитан. — Рассказывай скорее, Ник, кто ее выиграл: англичане или американцы?
— Трудно сказать. Сражались те и другие.
— Вероятно, произошла просто какая-нибудь стычка! — воскликнул капеллан.
— Стычка, вы говорите? — с живостью спросил Ник. — Хороша стычка, где тысячи человек убитых!
— Расскажи нам все, что знаешь, тускарора!
— Скоро сказать, не скоро сделать. Янки[11] на горе, солдаты в лодках. Сто, тысяча, пятьдесят лодок с красными мундирами. Великий начальник там. Десять, шесть, два — все пошли вместе. Бледнолицые вышли на землю, построились, потом пошли. Бум, бум! Стреляют из пушек, стреляют из ружей. Ах, как они побежали!
— Побежали! Кто, Ник? Эти бедные американцы…
— Красные мундиры побежали! — спокойно ответил индеец.
— Где происходила эта битва? Говори скорей!
— По ту сторону Бостона, на реке. Пришли сражаться на лодках, как канадские индейцы.
— Это, вероятно, в Чарльстоуне, Вудс! Ведь Бостон и Чарльстоун стоят на полуостровах. Значит, американцы заняли этот город. Вы ничего не говорили мне об этом, Бекман!
— Когда я оставил Альбани, их еще не было там, — ответил Бекман. — Надо расспросить обо всем индейца.
— Сколько янки было в этой битве, Ник? Сосчитай так, как мы это делали в войну с французами.
— Как отсюда до мельницы, два, три ряда, капитан! Все фермеры, а не солдаты. Все ружья, не было ни штыков, ни ранцев, ни красных мундиров. Не солдаты, а бьются, как дьяволы.
— Длиною как отсюда до мельницы и три ряда? Это составит, пожалуй, две тысячи, Бекман! Так ведь, Ник?
— Около этого.
— Хорошо. А сколько было королевских солдат в лодках?
— Два раза больше сначала, потом пришли еще. Ник был близко, он считал.
— Они все пошли разом на янки, Ник?
— Нет. Первые пошли, их разбили, и они побежали; тогда пошли вторые, эти тоже побежали. Третьи, самые смелые, зажгли вигвамы, взобрались на гору. После того уже янки отошли.
— Теперь я понимаю. Зажгли вигвамы. Чарльстоун сгорел, Ник?
— Да. Был похож на большой костер совета. Стреляли из больших пушек. Бум, бум! В первый раз Ник видел такую битву. Было столько убитых, сколько листьев на дереве. Кровь текла ручьем.
— Да разве ты был там, Ник? Каким образом ты знаешь обо всем этом? Ведь ты оставался в Бостоне?
— Переехал в лодке. Красные мундиры хотели схватить Ника. «Это мой друг», сказал майор, и Ника отпустили.
— Мой сын не ранен? — воскликнула мистрис Вилугби.
— Ты видел майора на поле сражения, Ник?
— Видел всех, шесть, две, семь тысяч.
— Сколько же осталось убитых? Ты оставался посмотреть?
— Оставался, чтобы взять ружья и много еще других хороших вещей. — Тут Ник, не торопясь, развернул небольшой сверток с эполетами, кольцами, часами, пряжками и прочими вещами, которые он снял с убитых. — Это все прекрасные вещи.
— Я это вижу, Ник, но скажи мне, кого ты ограбил: англичан или американцев?
— Красные мундиры были повсюду. И у них больше было таких вещей.
— Кого больше было убитых: красных мундиров или янки?
— Красных мундиров столько, — сказал Ник, поднимая четыре пальца, — а янки столько, — и он показал один палец. — Много, много красных мундиров! Для них вырыли большую могилу, а для янки маленькую. Англичане плакали, как женщина, когда та потеряет своего мужа.
Так описывал Соси-Ник битву при Бенкер-Гилле, очевидцем которой он был.
Этот рассказ заставил Бекмана поторопиться со своим отъездом. На следующий же день он отправился в Альбани.
Война велась уже систематично. Вашингтон назначил офицеров, и в том числе Бекмана произвел в подполковники. До «хижины» доходили только глухие слухи о том, что происходит между англичанами и американцами. Лето прошло здесь совершенно спокойно. Другой битвы в 1775 г. не было. Бекман стоял под Бостоном, тогда как в Бостоне стоял с королевским войском Роберт.
С наступлением ноября семейство Вилугби, по обыкновению, покинуло «хижину на холме» и отправилось в Альбани, куда на несколько дней приехал Эверт. Там было много молодых офицеров-американцев, и все они наперерыв ухаживали за Мод. Капитан был не прочь выдать замуж свою любимицу за какого-нибудь американца. Но Мод была со всеми одинаково мила и ласкова, не отдавая никому преимущества.
В марте англичане покинули Бостон. Роберт Вилугби с своим полком отправился в Галифакс, чтобы оттуда под начальством Генри Клинтона идти в экспедицию против Чарльстоуна. А в апреле семейство Вилугби вернулось назад в «хижину на холме».
Война продолжалась. Начинали серьезно поговаривать о том, что колонии совсем хотят отделиться от Англии. Эти слухи испугали капитана. Чтобы забыться от всех «своих страхов», он начал усиленно заниматься своим хозяйством: посевами, мельницами, удобрением полей и другими заботами.
Спокойно жилось в «хижине» летом 1776 года. Все дышало миром и тишиной: в лесу тихо шелестели листья, солнце ярко светило, вокруг все зеленело и в изобилии приносило плоды. Год обещал кончиться для обитателей «хижины» без особых событий. Ник после возвращения из Бостона ни разу не заглядывал сюда.
Прошел год с того времени, как Роберт оставил родительский дом.
Глава XI
Роберт прислал только одно письмо. Он писал отцу о прибытии английского войска под командой сэра Вильяма Гоу, о состоянии своего здоровья, а в постскриптуме стояли следующие слова: «Скажи моей милой Мод, что люблю я только тех, кто остался в „хижине“. Если бы я встретил женщину, наполовину похожую на Мод, я давно был бы уже женат».
Все видели в этой приписке простую шутку, вполне позволительную со стороны брата. Но не так отнеслась к этому Мод. Когда письмо было всеми прочитано, она унесла его в свою комнату и там читала и перечитывала его несколько раз, а потом, видя, что о нем забыли, оставила его у себя; это письмо всегда было с ней, и часто, оставшись одна в своей комнате или удалившись в лес, она перечитывала его снова и снова.
В «хижине» перестали уже бояться нападений, так как не слышно было о схватках на границах, подобных прошлогодним.
— К чему нам беспокоиться обо всем этом? — сказал капитан, когда однажды Вудс напомнил ему, что ворота до сих пор еще не поставлены на место. — Это потребует много времени, а теперь оно нужно для уборки полей. Ведь здесь мы в полной безопасности, даже больше, чем если бы были в Гайд-парке[12], где все-таки надо бояться воров, которых там много.
Капеллан, разделявший мнение капитана, не настаивал.
Никто в «хижине» не знал еще о большом сражении в июле. Правда, еще в мае до них доходили слухи о намерении нескольких провинций объявить себя независимыми; но в письме майора об этом говорилось глухо, а других