Но лично я особенных поводов для восторгов не вижу. Уж на что мы, стая, всякого на своем веку навидались, из помоек еду таскали, крыс и мышей на обед ловили, но у здешних людей совсем ничего нет. Абсолютно, совершенно ни-че-го. Все тощие — не передать. У нас кожа да кости, но здесь никого с нами даже сравнить нельзя!
— Вот здесь будет вход. Здесь будут делать прививки от гепатита, от столбняка, от кори, скарлатины и множества других болезней, — объясняет нам медбрат по имени Роджер. — Предупреждаю вас, многие взрослые относятся к прививкам с большим подозрением. Само собой, дети будут плакать. Так что вы приготовьтесь.
Это ничего, с этим я справлюсь. Никто нам легкой жизни не обещал, а Матерью Терезой и подавно быть нелегко.
— Вон там, смотри, — Роджер показывает в другую сторону, — мешки с рисом. Каждый по шестьдесят фунтов. Пойди найди кого-нибудь, пусть тебе помогут передвинуть их поближе к пункту раздачи.
— Не нужно мне ничьей помощи. Щас все сама быстренько перекидаю.
Даром, что ли, я в генетической лаборатории сработана. Нас там всех так усовершенствовали, что шестьдесят фунтов для нас — детские игрушки. Но Роджер, видать, брифинга никакого не получал и с сомнением окидывает меня оценивающим взглядом с головы до ног.
— Как знаешь. На, держи. — Он протягивает мне мерный ковшик. — Взрослым будешь выдавать по две чашки сухого риса. А детям в придачу полагается по пакетику сушеных фруктовых трубочек. Только не забудь объяснять, что их можно есть, а то местная ребятня ничего подобного никогда не видела. Кстати, ты по-французски говоришь?
— Не-е-е… — Как это он так быстро обнаружил очередной прокол в моем образовании? — И по-африкански тоже не говорю.
Роджер улыбается:
— В Африке тысяча языков. Только в одном Чаде двести различных языковых групп. Но Франция когда-то владела Чадом. Вот и получилось, что французский язык здесь государственный. И арабский тоже.
Я насупилась:
— Как это «владела»? Они же так далеко друг от друга?
— Да так же, как Англия владела Америкой.
Терпения Роджеру не занимать, а мне страшно стыдно. Чувствую себя круглой дурой, что, уверяю вас, случается со мной крайне редко.
Пару минут спустя Клык стоит рядом со мной на раздаче, и мы бесконечно отмеряем по две чашки риса. Спина сразу заныла, рука скоро отвалится, но знаете, что в этом самое трудное? Не давать больше двух мисок. Если бы могла, я бы им все-все отдала. Мы с Клыком переглядываемся.
— Знаешь, на что это похоже? Давно-давно, еще до того, как Джеб нас из лаборатории увел и мы в собачьих конурах жили… — Горло у меня свело, но Клык кивает. Он и так знает, о чем я. У нас с ним общее прошлое.
Но мне сейчас не от воспоминаний больно — больно видеть, как столько людей живут, точно в клетках, и без всякой надежды из них выйти. Получается, что какие бы трудности и горести нам в жизни ни выпали, мы намного счастливее, чем беженцы в этом лагере.
Когда Ангел подводит ко мне маленькую девочку, от протянутых рук, голодных глаз, от постоянных наклонов и от жары голова у меня идет кругом.
— Привет, — говорит Ангел. Лицо у нее — плотная серая пыльная маска, а золотистые кудрявые волосы встали дыбом так, что вокруг потемневшего лица светится золотистый ореол. Но им меня не обманешь — кроме этого нимба ничего ангельского в ней нет и в помине. — Знакомьтесь, это Жанет. Жанет, это Макс и Клык.
В глазах у Ангела я читаю нечто, от чего на ум мне сразу же приходят самые решительные выражения, наиболее доступно и безоговорочно объясняющие ей, почему мы никогда и ни при каких обстоятельствах не сможем удочерить эту очаровательную кроху. Напомню, двух псов мы уже усыновили (только на сей раз Тотал и Акела остались в Аризоне с моей мамой, доктором Валенсией Мартинез). Но, честно скажу, Жанет такая славная, что, боюсь, сердце у меня вот-вот дрогнет — так и быть, пусть остается с нами.
Девочка улыбается:
— Merci pour tout les aides.[6]
Она подходит и крепко меня обнимает. Шершавой ручкой она нежно гладит мне плечо, лицо и шею, а потом так же ластится к Ангелу.
— У Жанет есть дар. — Ангел серьезно смотрит на меня. — Как у нас. Она необыкновенная. Жанет, давай покажем Макс, что ты умеешь!
Жанет улыбается и протягивает мне руку ладонью вверх. Наверное, ждет, что я что-нибудь ей сейчас в нее положу. Еще один отчаянно голодный ребенок, на все готовый ради еды.
Ангел достает из кармана шорт камень, похожий на наконечник стрелы. И уж точно такой же острый.
— Ангел, ты с ума со…
— Макс, да не кричи ты. Лучше смотри. — И она полоснула острием по раскрытой ладони Жанет.
Из раны закапала кровь.
5
— Прекрати! — взвизгнула я, бросилась на Ангела и изо всех сил стукнула ее по руке. Камень взлетел в воздух, закрутился, упал и затерялся в пыли. — Ангел! Ты совсем ума лишилась!
— Да ничего страшного, — уверяет меня Ангел. Она потрясла рукой, но даже не надулась. А Жанет кивает:
— Oui, oui. Да, да.
Встаю на колени, беру ее руку и, пока Жанет сосет палец на здоровой руке, осматриваю ее глубокую рану как минимум в инч длиной.
— Подожди. Потерпи немножко. Я сейчас быстро сгоняю, аптечку принесу, — говорю я ей, задыхаясь.
Нераненой рукой Жанет схватила меня за запястье:
— Non, Non! Вот! — Она показывает на свою кровоточащую ладонь.
— Я знаю, знаю. Прости нас, Жанет. Прости Ангела. У нее, у нас немного… того… не все дома… — бормочу я в полной растерянности. — Я сейчас тебе все забинтую. Я тебе обещаю. Честное слово. Ладошка у тебя заживет.
— Вот и я говорю, что заживет, — спокойно возражает Ангел.
Все. Чаша моего терпения переполнилась. Уж я ей наподдам по первое число!
Жанет приложила обслюнявленный палец к надрезу и прижала его к ране.
— Ой! Не трогай! Микробов занесешь! Заражение крови будет! — лихорадочно верчу головой. — Есть здесь кто-нибудь, кто по-французски говорит? Скажите ей, что…
И тут я лишаюсь дара речи. Чего я только в жизни не перевидала, но такого даже представить себе не могла. Прямо у меня на глазах происходит чудо.
Прижимая палец к кровавому надрезу, Жанет медленно ведет им вдоль раны. Которая тут же закрывается, точно ее и не было.
Она себя сама исцелила.
6
Так-так-так… Теперь в любой момент… — В обрывках слов слышен сильный акцент. Мистер Чу навис над ассистентом, нетерпеливо глядя на пустой экран компьютера. Монитор замигал, разделился пополам, и на обеих половинах засветились две таблицы. Указательные стрелки запрыгали по клеткам двух крайних левых колонок, перескакивая со строки на строку: числа ударов