Он шагал прямо в густые сумерки, в тень огромной Цитадели. Это было самое величественное сооружение на планете, выступавшее из огромного продолговатого каньона, окружавшего верхнюю полусферу Иникса. Тысячи подобных пропастей разрывали поверхность планеты, исчезали в адских ямах километровой глубины, где ядовитый дым вырывался из бурлящего ядра.
Пепельного цвета руда была богата редкими драгоценными и тяжёлыми металлами, являлась источником благосостояния планеты. Именно её всасывала и перерабатывала имперская мануфактура. Перерабатывающие руду механизмы представляли собой огромных неуклюжих арахнидов из латуни и серого железа. Они опустошали самые богатые месторождения годами, после чего медленно переползали к новому пастбищу.
Практически всё на Иниксе было непостоянным, кроме Великой Цитадели. Её возвели на месте высадки первой колонии людей, где она и стояла по сей роковой день. Сапфирово–тёмный камень, добытый из бездонных глубин Иникса, придавал Цитадели вид одновременно дворца и монумента. Блочная и выверенная архитектура её конструкции была подобна могильной плите. Но в отличие от надгробия, Цитадель являлась посланием для всей Вселенной: «Мы возвели это в непригодном для жизни месте, мы вырвали богатства из сердца этого мира. Мы сделали это во имя Императора и Терры».
Хоть Жнец и получил приказ разрушить это место, но сравняет его с землёй из–за одной лишь личной неприязни. Оно принадлежало его отцу, и потому этот поступок вполне бы удовлетворил Мортариона.
Движение на краю авточувств его шлема вернуло примарха XIV легиона в реальность, и он посмотрел в направлении сигнала тревоги. Сгорая от любопытства, он сошёл с линии и направился к ударной воронке, пробитой в плотном базальтовом песке. Позади себя он услышал грохот шагов тысяч остановившихся солдат.
В кратере находилось три человека, которые остались живы после бойни. Иниксийцы, даже не солдаты, просто гражданские. Их физические модификации не давали Мортариону определить их пол и возраст. Под капюшоном каждого торчала маска для глаз — типичное одеяние для их народа. От их запечатанных ртов тянулись кормовые трубки, свернувшиеся в пучки у испорченных пакетов с едой, свисающих с их шей.
Они так его боялись. Ему даже на секунду показалось, что он чувствует мерзкий запах страха в этом пепельном воздухе. Мортарион намеренно оставил свои дыхательные фильтры широко открытыми, чтобы насладиться коктейлем ядовитой и испорченной атмосферы этого мира. Он вдыхал смесь токсинов, чувствуя, как тонкие струйки пытаются обжечь и изранить его сверхчеловеческие легкие. Для Жнеца смертельный воздух Иникса не был чем–то необычным, но слабые ткани тел людей, смотрящих со страхом на него, превратились бы в кашу быстрее вздоха.
Он наблюдал за ними сквозь линзы своего шлема, вглядывался в их лица, в поисках понимания, которое никогда бы там не появилось. Попытка не увенчалась успехом: жалкие создания совершенно не отличались от своих сородичей. Тот же ужас, поддерживаемый той же лютой ненавистью, кипевшей в их жилах. Они никогда его не поймут. Они просто не способны на это.
В отчаянных, умоляющих выражениях лиц он увидел что–то знакомое, воспоминания зашевелились, вызывая ряд ассоциаций. Жнец раздраженно отсёк это неуместное чувство.
Мортарион расслабился, позволяя действу идти своим чередом. Свободной рукой он вытащил из кобуры тяжелое энергетическое оружие. Генный замок мгновенно распознал его прикосновение. Целью Лампиона были три съежившихся в яме фигуры.
Люди молча подняли руки, пытаясь защититься. Они явно что–то кричали, но их никто не слышал. Короткий импульс обжигающего белого света стёр их с лица земли, тела испарились, едва заряд коснулся их. Визжащая сила пистолета уничтожила выживших, заодно превратив верхний слой кратера в чашу расплавленного фульгурита. Жнец отвернулся и зашагал прочь, оставляя новообразованное стекло остывать с потрескиванием и шипением. То, что он сделал, являлось милосердием. Он знал все виды смерти, но смерть от луча Лампиона была самым быстрым вариантом. Мортарион сделал им подарок.
Он шёл дальше, забывая о людях, их образ ускользал, а его мысли возвращались к более насущным вопросам. Примарх медленно поднял взгляд к тёмной, лишенной окон Цитадели. С тех пор как Гвардия Смерти ступила на Иникс, он задавался одним и тем же вопросом.
Почему Гор послал меня сюда?
Мортарион снова вдохнул токсичный воздух в лёгкие. Тактическая ценность промышленного мира и лун–хранилищ, вращающихся вокруг него, была не очень велика. Ценность других каменных сфер, вращающихся вокруг белого солнца Иникса, и без того была ничтожна.
Тем временем Гвардия Смерти наткнулась на заряженных химией боевых илотов, защищавших планету. Будучи незамысловатым и непримиримым врагом, они перекатывались через свои позиции, пытаясь противостоять фирменной тактике неумолимого продвижения легиона.
Вырвать эту планету из–под контроля Империума, да и просто забрать её у Императора, было задачкой для горстки боевых крейсеров и одной роты солдат. Но никак не масштабной операцией всего легиона, как приказал Магистр войны. Жнец понял, что истинных планов Гора не знает, но не обладая достаточной информацией, он заменял её собственными подозрениями.
Мортарион знал о связи Гора с существами из варпа, назвавшими себя Губительными Силами. Эти чудовищные умы жаждали подношений, смерти и кровопролития. Мортарион чётко осознавал, хоть и не говорил этого вслух, что среди его мятежных братьев нашлись и те, кто потакал желаниям этих созданий. Жертвоприношениям подвергались целые миры, жуткие вещи совершались втайне и все это ради благосклонности этих… неведомых сущностей.
Интересно, — подумал он, — может быть, Гор послал мою Гвардию Смерти истребить население Иникса в рамках подобной сделки?
И на самом деле я не больше, чем просто орудие в его руках?
Бледные губы примарха искривились под респиратором. Ещё совсем недавно он никогда бы не подумал такое о своём брате. Теперь же его веру подтачивало подозрение. И, возможно, этому было суждено случиться. С трудом приобретённый горький опыт Жнеца подсказывал, что доверять он может только себе и своим собственным советам. Чем больше он анализировал ситуацию, тем больше находил несостыковок.
В конце концов Мортарион сам осмелился проникнуться знаниями этих варп–существ, коих некоторые нарекали демонами. В небе над развалинами славного Тераталиона он впервые увидел лицо такого чудовища — он назвал его по имени и допросил. Цель оправдала средства. Это событие и стало переломным моментом, с которого начались все его размышления. Невозможно было больше отрицать очевидное.
Давным–давно умерший приёмный отец примарха — испорченное и бессердечное существо, давшее ему имя. Но именно оно и смогло научить Жнеца важным вещам, которые пригодились ему теперь: ценность знаний и умение ждать.
Если ты знаешь правду о чём–то, то можешь уничтожить это, — говорил Некаре. — Чтобы удержать истинную власть, этого вполне достаточно.
И Мортарион узнавал всё новые и новые истины, страницу за страницей, шаг за шагом и свиток за свитком.
Колдовство и колдовские язвы, ненавистные ему до