Вдруг Росси, будто совершая самое обычное дело, поднял камень и швырнул в старуху. Лицо его исказилось в неподдельной злобе. Удар был так силен, что бедняжка вскрикнула, пошатнулась, не удержалась на ногах, поскользнувшись на щебенке, усыпавшей тропу, и упала навзничь. Росси сразу сорвался с места и побежал, а Мариата стояла, как столб, и изумленно смотрела на раненую женщину, словно самим фактом своего присутствия была причастна к этому неожиданному нападению.
Увидев, что чужеземка не встает, Мариата сбросила с себя оцепенение и полезла вниз, пробираясь через заросли кустарника, колючки и камни. Добравшись до незнакомки, она увидела, что та с охами и стонами пытается сесть.
— Салам алейкум, — приветствовала ее Мариата. — Мир тебе.
— Алейкум ассалам, — ответила старуха. — Мир и тебе.
Голос ее звучал так же хрипло, как карканье вороны.
Птичьи пальцы ухватили Мариату за край платья, нащупали ее плечо, и старуха начала выпрямляться. Мариата помогла ей сесть. Платок упал с ее головы, открыв путаницу темных косичек, которые были заплетены каким-то сложным способом и завязаны кусочками цветной кожи, украшенной бусинками и ракушками. В косичках кое-где сияли яркие серебряные пряди, но не для красоты. Это были волосы, окрашенные годами. Карие глаза, испытующе всматривающиеся в лицо Мариаты, ярко светились, в них не было и тени старческой катаракты. Они хоронились в глазницах, окруженных морщинами, но девушка сочла, что эта странница вовсе не такая старуха, какой кажется на первый взгляд.
— С вами все в порядке? — спросила Мариата.
— Благодарение Богу, ничего страшного.
Но, пошевелив рукой, женщина сморщилась от боли. На платье, в том месте, куда попал камень, расплывалось красное пятно.
— У вас идет кровь. Позвольте, я посмотрю.
Но как только Мариата протянула руку, чтоб осмотреть рану, женщина схватила ее за подбородок и пристально заглянула ей в глаза.
— А ты девушка не из местных.
Это был не вопрос, а утверждение.
— Родом я из Хоггара.
Женщина едва заметно кивнула и сделала жест, демонстрирующий почтительность. Так люди поступали в старину, а теперь подобное встречалось не часто. Все стали забывать прежние обычаи, старые правила соподчинения низших и высших понятий.
— Меня зовут Рахма, дочь Джумы, а ты, должно быть, дочка Йеммы, дочери Тофенат. — Глаза женщины засверкали, и она добавила: — Восемь дней я шла сюда, чтобы отыскать тебя.
— Зачем же вам это понадобилось? — ужаснувшись, спросила Мариата.
— Я знала твою бабушку. Эта женщина имела власть над сверхъестественными силами.
Бабушка Мариаты умерла много лет назад. В памяти девушки сохранилась высокая фигура, величественная, увешанная множеством украшений из серебра, но и довольно пугающая, с горящими глазами и крючковатым, как у орла, носом.
— Какими силами? — переспросила она.
— Твоя бабушка общалась с духами.
— Это правда? — Мариата округлила глаза.
— Она знала такие слова и умела вызывать демонов. Мне тоже сейчас нужен человек, который способен это делать. Мой сын умирает. Кто-то сглазил его. Им овладели злые духи. К нему приходили знахарки и травницы из Агафа, марабу,[18] знатоки Корана и бокайе,[19] даже странствующий заклинатель из Тимбукту. Но никто не смог помочь ему. Кель-Асуф отдал моего сына духам на растерзание, а им уж нет никакого дела до Корана и до целебных трав. Тут нужен настоящий умелец, вот почему я отправилась так далеко, чтобы найти тебя.
— Боюсь, я не имею власти над такими силами и колдовать не умею, — сказала Мариата, хотя в глубине души была польщена. Ей нравилось, когда ее выделяли из женщин племени кель-базган. — Я не знахарка, поэтому не смогу помочь тебе, — добавила она. — Я умею только слагать стихи.
— Ничего не знаю. — Лицо Рахмы, дочери Джумы, исказила гримаса. — Когда я бросала кости, они показали мне имя твоей бабушки.
— Но я не она.
— Ты — последняя в ее роду. Могущество и сила прародительницы племени переходят по женской линии.
Мариата чуть было не подумала, что бедная чужестранка, бродяжничая как баггара,[20] повредилась в уме от жаркого солнца. Пустыня наносит свой отпечаток на всех, кто живет в ней и вокруг ее жарких границ.
— Послушайте, мне очень жаль, но я не могу вам помочь. Я не умею колдовать, — поднявшись и шагнув прочь, сказала Мариата.
— Я проделала долгий путь, чтобы найти тебя. — Рахма схватила ее за руку.
— Мне очень жаль. Прости меня. — Она попыталась отдернуть руку, но старуха не отпускала ее. — Кстати, как ты догадалась, что я здесь? Представить себе не могу…
— Через нашу деревню проходил странствующий кузнец. Он сообщил нам, что в племени кель-базган живет девушка из народа ибоглан, весьма надменная и властная. Она прекрасно сложена, вдобавок асфар,[21] и заказала пару сережек с изображением зайца, попросила изготовить их специально для нее. Только женщина рода Тамервельт могла бы носить такой знак.
Кузнецы вечно разносят по всему свету новости и сплетни. Вот оно что. Рука Мариаты потянулась к лицу. Кожа у нее действительно была светлей, чем у женщин из племен, живущих южнее. Заяц считался животным, с которым ее и всех женщин рода связывали особые узы.
— Кузнец сказал, что отец оставил ее в племени кель-базган, а мать умерла. Еще он говорил, что племянник верховного вождя племени дарит девушку постоянным вниманием, но она не поощряет его ухаживания.
Сказав это, старуха сплюнула в пыль. Ее слюна была красной от крови. Должно быть, падая, она прикусила язык.
Мариата отвернулась. Ей было не по себе.
— Но как ты узнала, что я здесь, так далеко от стоянки?
— Я проходила мимо высокой девушки, которая пасла коз в долине. Она сказала мне, где ты.
Наверное, это Наима. По дороге в горы Мариата поделилась с подругой хлебом, а та дала ей несколько диких фиг. Похоже, сама судьба устроила против нее заговор.
— Кроме нее, никто больше не знал, что я здесь.
— Если не считать мужчины, бросившего в меня камень.
Мариата покраснела и кивнула.
— Наверно, это и есть сын Бахеди, брата Муссы.
— Да, это Росси. А откуда ты это знаешь? Племя мужчины можно угадать по тому, как он носит лицевое покрывало: разное число оборотов, высота, длина свободного конца… но определить это на таком расстоянии невозможно.
— Его выдали движения и жесты. Он трус и в этом мало отличается от остальных мужчин своего рода.
Любому, кто сказал бы такие слова о человеке из рода аменокаля, пришлось бы мечом доказывать их правдивость. Не столь важно, что они сейчас одни и никто их не слышит. Мариата знала, что ветер порой доносит оскорбление до нужных ушей, подогревая вражду.
— Значит, ты знакома с его семьей?
— Можно и так сказать, — сдержанно отозвалась Рахма. — Пойдем же, нельзя терять времени. До моего селения путь не близок.
Мариата засмеялась.
— Никуда я с тобой не пойду! Посмотри на себя. Разве ты в состоянии сейчас проделать столь долгий путь? У тебя такой