Отто Кюзель. Ок. 1941 года.
Предоставлено Государственным музеем Аушвиц-Биркенау
— Ты случайно не умеешь устанавливать печи? — спросил Отто[187].
— Так точно. Я печник, — соврал Витольд[188].
— А ты хороший печник?
— Конечно.
Отто велел ему выбрать еще четверых человек и следовать за ним.
Капо побежал в сарай у ворот. Витольд, прихватив первых попавшихся людей, поспешил за ним. Им выдали ведра, мастерки, кирки и известь. Видимо, Отто забыл сформировать рабочий отряд — вот почему он так торопился и охотно поверил Витольду. Отряд выстроился у ворот, чтобы Фрич проинспектировал его и назначил двух охранников[189].
Не веря в свою удачу, Витольд шагал по открытой местности в сторону железнодорожной станции. Туман еще держался у разбросанных кое-где крестьянских домов и на заросших полях вдоль дороги. Эсэсовцы потребовали освободить территории вокруг лагеря для своих нужд и выгнали местных жителей: лучшие дома возле станции и вдоль реки получили семьи офицеров СС, остальные строения разбирали, а материалы использовали для других объектов[190].
Старая часть Освенцима вытянулась по отвесному противоположному берегу Солы примерно в полутора километрах от лагеря. Среди зданий на горизонте выделялся замок XIV века, где семья Хаберфельд, главные местные производители водки и спиртных напитков, хранила свой знаменитый шнапс и ароматизированные ликеры. В пригороде Освенцима проживали в основном поляки, но половина горожан были евреями. На так называемой Еврейской улице располагались синагоги, хедеры и иешивы{7}. Летними вечерами река Сола превращалась в микву, или водоем для ритуального омовения, когда на ее песчаном берегу собирались сотни мужчин-иудеев в черных габардиновых пальто и белых чулках. Неудивительно, что немцы испытывали отвращение к жителям и обстановке города, производившей «впечатление жуткой грязи и нищеты». Эсэсовцы уже сожгли Большую синагогу, одно из самых крупных зданий города, и планировали депортировать еврейское население в ближайшее гетто[191].
Открытка с видом Освенцима. Ок. 1930-х.
Предоставлена Мирославом Ганобисом
Отряд Витольда привели в один из городских домов и представили офицеру СС. Офицер объяснил, что скоро приедет его жена и он хочет отремонтировать кухню. Могут ли они переместить керамическую плитку на другую стену, а печь — в другую комнату? Офицер был вежливым, почти нормальным человеком. Для этой работы ему не нужны пятеро человек, сказал он, как будто смущаясь, но он не возражает, если кто-то из них просто уберется на чердаке, при условии, что работа будет выполнена хорошо. Потом он ушел[192].
Охранники остались снаружи. Витольд спросил заключенных, знает ли кто-нибудь из них хоть что-то о печах. Разумеется, никто и понятия о них не имел, поэтому Витольд велел им разобрать плитку, а сам занялся демонтажем кладки и дымохода. От этой работы зависела его жизнь, но по крайней мере какое-то время можно было не опасаться избиения. Из окна он видел двор и развешенное белье. Он слышал голоса игравших рядом детей и звон церковных колоколов[193].
Вспомнив, что жизнь продолжается, безразличная к их страданиям, он почувствовал комок в горле от подступивших слез. Даже то, что он оставил семью в относительной безопасности в Острув-Мазовецке, не служило ему утешением, ибо он знал: эта отвратительная действительность не сон, и в любой момент Марию могли поймать в какой-нибудь облаве и доставить в Аушвиц или другой концлагерь. Затем он подумал об эсэсовце, в квартире которого они делали ремонт: как взволнованно он говорил о приезде жены, несомненно, представляя себе ее радость, когда она увидит новую кухню. За пределами лагеря этот офицер-эсэсовец выглядел приличным человеком, но, переступив порог Аушвица, становился жестоким убийцей. И самой чудовищной была мысль о том, что этот человек способен обитать в двух мирах одновременно[194].
Теперь Витольда охватила ярость, а на смену ей пришла жажда мести. Пора начинать вербовку.
Глава 5. Сопротивление
Аушвиц, октябрь 1940 годаВитольд трудился над печкой несколько дней, запоминая, как все устроено, аккуратно удаляя каждый клапан и воздуховод. Он знал: если совершит ошибку, обман быстро вскроется. Но, чувствуя слабость, он не был уверен, что запоминает все правильно. Вечером накануне проверки печи Витольд в отчаянии обратился за помощью к бригадиру, который подмигивал людям у ворот. Чутье его не подвело. Бригадир оказался капитаном польской армии по имени Михал Романович. Он предложил тайно устроить Витольда в другой рабочий отряд. Витольд решил рассказать Михалу правду о своем задании, и бригадир не задумываясь поклялся служить Польше и подполью. На следующее утро вместо того, чтобы отчитываться об установке печи, Витольд вышел за ворота с другим отрядом. Он слышал, как капо выкрикивал его номер и разыскивал его среди других узников, но даже не оглянулся[195].
Его новый отряд разбивал сад для виллы рядом с крематорием. Вилла, как вскоре узнал Витольд, принадлежала коменданту лагеря Рудольфу Хёссу. Нацистское руководство разрабатывало план колонизации Восточной Европы, предусматривавший порабощение или изгнание ее славянского населения, а Аушвиц стал испытательным полигоном для формирования будущего колониального порядка. Как и многие высокопоставленные нацисты, Хёсс считал себя земледельцем, принудительно призванным на военную службу, и мечтал той же осенью превратить Аушвиц в обширное сельскохозяйственное поместье, где всю работу выполняли бы заключенные. «У меня в Германии никогда не было тех возможностей, что существовали здесь, — писал он из польской тюрьмы после войны. — Конечно, работников было предостаточно. Там можно было проводить все необходимые сельскохозяйственные опыты»[196].
Отряд Витольда разравнивал землю и насыпал грядки в соответствии с замыслом коменданта. Два дня подряд лил дождь. В какой-то момент проходивший мимо капо приказал им снять рубахи. Витольд вспоминал, что, когда дождь утих, от людей «шел пар, как от лошадей после скачки». Чтобы не замерзнуть, они работали не останавливаясь — таскали землю для клумб и кирпичи для дорожек. Обсохнуть было невозможно — дождь шел даже во время вечерней переклички, поэтому весь лагерь лег спать в мокрой одежде[197].
В конце второго дня работы в саду его снова спас Михал. Когда они встретились на плацу после переклички, Михал сообщил, что его повысили за хорошую работу у ворот. Теперь он будет присматривать за отрядом из двадцати человек, который займется разгрузкой провианта из железнодорожных вагонов и перевозкой его на склад лагеря. Михалу разрешили самостоятельно отбирать себе людей. Это была прекрасная возможность оценивать кандидатов в члены подпольной ячейки. У Михала уже было несколько человек на примете. Витольд предложил своего соседа по матрасу Славека, которого арестовали в Варшаве одновременно с Витольдом[198].
Склады пользовались дурной славой — там часто умирали заключенные, но на самом деле Михал не планировал работать на складах. На следующее утро он вместе со своим