Голоса вопили команды. Солдаты или стражи.
— Опустите, или арестую, — сказал кто-то, похожий на стража.
— Помогите! — я била руками и ногами по стенками. — Помогите!
Ящик упал на землю. Я билась и вопила, пока нож не появился сверху, задев мою щеку. Я отпрянула и прижала ладонь к порезу. Через миг нож пропал.
— Следующий будет с тяжелой стороны, — сказал Фесо в дыру.
С той стороны, где я спиной прижималась к стенке.
— Я не хочу рисковать деньгами, но головы не пытаются сбежать.
Я молчала, хоть порез покалывало, кровь текла по шее. Пахло копченым, запах неприятно смешивался с рыбой и плесенью. Запах рыбы становился сильнее. Лошади ржали, скрипело дерево, волны били о доски.
Видимо, мы были в домике на причале, там была конюшня. Но лошадей позволяли себе здесь только военные и богачи.
Это не мешало людям переправлять их. У эконома Гилнари была конюшня.
Как только я покину остров, мне конец. Мне нужно было сбежать раньше, чем они доберутся до парома.
Прошу, святая Сэя, сделай что-нибудь. У меня кончились идеи.
Голоса доносились, но я не могла разобрать слова. Может, дядя готовил телегу и лошадей.
— Я помогу с этим, — крикнул кто-то.
— Нет, я держу, — сказал Фесо, ударив по стороне ящика, где была моя спина. — Закричишь, — пробормотал он в дыру, — и все, кто попытаются тебе помочь, умрут.
Через минуту кто-то закряхтел, и я пошатнулась. Ящик резко встал на бок, и я упала на голову. А потом ящик выправили.
Надежда угасала. Я попала в телегу.
— Она сможет дышать там? — голос был приглушенным, но точно принадлежал дяде.
— Я сделал ей дыру, — ответил Фесо.
— Одной не хватит.
Телега пошатнулась, лезвие ударило в крышку четыре раза, а потом один раз сбоку. Я прижалась к другой стороне.
— Хватит?
— Лучше сделать их шире.
Лезвие вернулось, покрутилось в каждой дыре, пока в отверстия размером с виноградины не полился свет.
— Теперь рад?
— Ага, так она не зажарится. Там не станет грязно?
— Мы же ее не кормили.
Я поежилась, хотя в ящике становилось все жарче. До Басэера четыре, а то и пять дней пути. Я обходилась до этого без еды три дня, не дольше. Я знала тех, кто мог дольше, так что могла надеяться, что смогу, но как долго я проживу без воды?
— Паром грузят.
— Вовремя, — сказал дядя. — Святые, голова меня убивает. Разбуди меня, когда будем на материке. Я посплю.
Дверь скрипнула и закрылась. Телега поехала вперед.
Переданная боль. Скоро ли от нее загустеет кровь дяди? Скоро ли он умрет?
Надежда и вина смешались в неприятный узел в моем животе. Я убила его этим, он еще не знал этого. Я не видела, чтобы они сходили к Целителю. Может, к торговцу болью, но вряд ли они были по пути.
Я должна была ощущать вину. Но он убил бы меня мгновенно. Отрубил бы голову ради денег. И все же целители не убивали.
Крики толпы звучали в моих ушах. Убийца!
Я не была целителем и не могла им стать. Я могла быть или героем, или убийцей.
Простите, святые, но я не чувствовала себя никем из них.
Желудок сжимался от покачивания, меня тошнило от жара и тесноты. Я сосредоточилась на дыхании — вдох, выдох, вдох, выдох — чтобы сдержать тошноту. Я не думала, что Фесо хоть по какой-то причине откроет ящик, даже если будет шумно или начнет вонять.
Щелкнули поводья, покачивания усилились, кони набрали скорость. Если мы попадем в Басэер быстрее, я смогу выжить, но это было ужасно неудобно.
Я билась о стенки, синяки появлялись поверх синяков, порез на щеке открылся. Все болело. Руки и ноги пылали от ударов, спина, казалось, уже не выпрямиться. Зато у меня была боль, которую можно было передать, оказавшись снаружи.
И убить больше людей?
Я сглотнула. Они не были людьми, это были бандиты, убийцы. Это должно было что-то менять, но мне все равно было не по себе. Может, я смогу сбежать без передачи боли. Удавалось раньше, хотя в такой беде я еще не была.
Часы спустя свет в дырах пропал. Телега замедлилась и остановилась.
Шаги.
Кто-то повозился с замком, крышка поднялась. Свежий воздух полился в ящик, я глотала его, как воду. Наступила ночь, и звезды усеивали небо за плечом Рэсика.
— Двинешься, — сказал он, нависая надо мной с ножом, — и я захлопну крышку изо всех сил.
— Не буду.
Он бросил мне флягу с водой.
— Спасибо, — пот лился мне в глаза, но я не вытирала его и не трогала флягу.
Он пожал плечами.
— Все будет напрасно потрачено, если ты умрешь.
— Вы такие бессердечные?
Он опешил от этого, на лице возникло потрясение, потом вина, а потом злость.
— Это дело. Ничего личного.
— Поменяемся местами, и я послушаю твое мнение.
— Ты бы поступила так же.
— Нет.
— Ага, это ты сейчас так говоришь, но попробуй отказаться от предложенного. Это непросто.
Я улыбнулась, ему стало не по себе.
— Я отказывалась и от больших богатств.
— Тогда ты дура, — он захлопнул крышку и запер ящик.
Я вздохнула, сделала глоток воды и наслаждалась остатками свежего воздуха, пока он снова не стал спертым. Может, я была дурой. Где бы я была сейчас, если бы согласилась на предложение Зертаника, опустошила Плиту Лиги и помогла им со Светочем продать ее? Стояла бы в Верлатте, показывая им пустые кирпичи пинвиума и требуя за них целое состояние? Или жила бы без тревог в своем доме с Тали и Айлин?
Скорее всего, я была бы мертва или сидела бы с Зертаником и Светочем в темнице. Лучше уж так, чем то, что задумывал для меня герцог.
ШЕСТЬ:
Ящик снова открылся, может, два дня спустя. Я не знала. Небо было серым с красным. Закат.
— Что с ним? — спросил Рэсик, выглядя злым и напуганным.
— Что? — прохрипела я, во рту слишком пересохло.
— Дядя не просыпается. Я знаю, это сделала ты, так исцели его.
Я молчала.
— Скажи, иначе не получишь больше воды.
— Ты… не… — я закашлялась, губы трескались.
Рэсик провел рукой по волосам и огляделся. Он вытащил флягу побольше из кармана и бросил мне.
— Пей и говори.
Я выпила теплую, но хорошую воду. Голова перестала болеть, но остальное тело все равно страдало. Я вручила Рэсику флягу.
— Вам не заплатят за мертвую меня.
Он недовольно застонал и ушел, оставив крышку открытой. Я наслаждалась холодным свежим воздухом. Он вернулся слишком быстро.
— Исцелишь его, и я выпущу тебя из ящика. Будешь в карете с нами.
— Если я исцелю его, это убьет меня, и вы не получите денег.
Он выругался.
— Врешь.
— Вам нужен пинвиум, чтобы исцелять, а его у вас нет, — хотя со мной это не помогло бы, но он этого не знал. — Пять тысяч оппа или жизнь дяди. Выбирай.
Он ударил кулаком по ящику и ушел, ворча. А потом опять вернулся.
— Ты можешь передать боль другому, да? Потому тебя так хочет получить герцог? — он