Жизнь, что ждет впереди, может казаться весьма унылой. По крайней мере, так думала Нина.
Нина Редмонд, двадцати девяти лет, приказывала себе не плакать на людях. Если вы когда-нибудь пытались сделать себе выговор, то знаете, что это не слишком помогает. Но она ведь была на работе! А на работе плакать не полагается.
Нина гадала, позволял ли себе такое кто-нибудь другой. Потом подумала, что, может быть, такое случалось со всеми, вплоть до Кэти Нисон, с ее жесткими, слишком светлыми волосами и тонкими губами, и ее таблицами. Как раз в этот момент Кэти стояла в углу, скрестив руки и мрачно наблюдая за комнатой после того, как произнесла перед маленькой командой, частью которой была Нина, полную странных выражений речь, в ней она сообщала о сокращении и о том, что Бирмингем не может позволить себе содержать все библиотеки даже при режиме строгой экономии, к которому они уже привыкли.
Нина решила, что, пожалуй, Кэти никогда не плакала. У некоторых людей просто нет слез.
Чего Нина не знала, так это того, как Кэти Нисон плакала по дороге на работу и по дороге с работы домой, — обычно после восьми вечера, — каждый раз, когда ее заставляли кого-то уволить по сокращению штатов или просили на несколько процентов сократить и без того тощий бюджет, когда ей приказывали проводить проверку документов по новым правилам или ее начальник в четыре часа в пятницу сваливал на нее новую груду административной работы, а сам отправлялся кататься на лыжах, что случалось с ним весьма часто.
В конце концов Кэти все разгребала и шла работать в магазин сувениров Национального фонда, организации по охране исторических памятников, за пятую часть жалованья — и никаких слез! Но эта история не о Кэти Нисон.
Все это просто потому, думала Нина, пытаясь проглотить ком в горле, потому что они были очень маленькой библиотекой.
По вторникам и четвергам утром они читали разные истории детям. По средам закрывались пораньше. Их библиотека располагалась в жалком старомодном здании с полами, покрытыми истертым линолеумом. Ну да, верно, здесь попахивало затхлостью. Большим протекающим радиаторам по утрам требовалось некоторое время, чтобы очнуться, зато потом они моментально делались чересчур горячими, и становилось душновато, в особенности для старого Чарли Эванса — он приходил к ним погреться и прочитать «Морнинг стар», от корки до корки, очень медленно. Нина гадала, куда же теперь придется ходить всем Чарли Эвансам этого мира.
Кэти Нисон объяснила, что библиотечная служба перебирается в центр города и там библиотеки превратятся в некие «центры» с «мультимедийными зонами», кофейнями и «интерсенсорными кабинетами» — и что бы это было такое? Но хотя в городе и имелось по крайней мере два подходящих автобусных маршрута, все равно для большинства их пожилых или не слишком здоровых посетителей это слишком далеко.
Но их чудесный старый, потрепанный домик с островерхой крышей уже был продан, чтобы превратиться в дом с дорогими квартирами, какие уж точно не по карману библиотекарям.
И теперь Нина Редмонд, двадцати девяти лет, книжный червь с длинными, спутанными каштановыми волосами и светлой веснушчатой кожей, страдающая застенчивостью, из-за которой она то и дело краснела или готова была расплакаться, в самый неподходящий момент должна была оказаться на улице, на холодном ветру мира, переполненного безработными библиотекарями.
— Итак, — закончила Кэти Нисон, — можете прямо сейчас начинать упаковывать книги.
Последнее слово она произнесла так, словно оно казалось ей отвратительным на фоне сияющей картины нового мультимедийного центра. Ну да, кому они нужны, все эти старые, неудобные книги?
Нина с тяжелым сердцем и слегка покрасневшими глазами потащилась в заднюю комнату. К счастью, и все остальные выглядели примерно так же. Старая Рита О’Лири — ей, наверное, следовало уйти на пенсию еще лет десять назад, но она была так добра с посетителями, что никто как бы и не замечал того, что Рита не может рассмотреть наклейки классификации на корешках и ставит книги на полки более или менее наугад, — разрыдалась, и Нина скрыла собственную печаль, успокаивая ее.
— А знаете, кто еще такое вытворял? — прошипел сквозь всклокоченную бороду ее коллега Гриффин, когда Нина проходила мимо него.
Гриффин бросил осторожный взгляд на Кэти Нисон, все еще стоявшую в маленьком главном зале.
— Нацисты! Они собирали все книги подряд и швыряли их в костер!
— Но эти книги в костер не бросят! — возразила Нина. — Не нацисты же они на самом деле.
— Это все так думают. А потом не успеешь опомниться, и сама станешь нацисткой.
С ошеломляющей быстротой состоялась своего рода распродажа, и большинство их постоянных читателей рылись в старых знакомых любимцах, по десять пенсов за коробку, оставляя в стороне стопки новых блестящих томиков.
Теперь, по прошествии дней, когда библиотекарям предстояло упаковать оставшиеся книги и переслать их в центральную библиотеку, и всегда-то мрачное лицо Гриффина стало мрачнее обычного. Он отличался длинной, неприятно тощей бородой и презрительным отношением к людям, не читавшим тех книг, которые нравились ему самому. А ему нравились только запутанные древние истории пятидесятых годов — истории о разочарованных молодых людях, что слишком много пили в районе Фитцровия, — и это лишь усиливало его дурное отношение к миру. И Гриффин продолжал говорить о сжигателях книг.
— Но их не сожгут! Их отвезут в большой центр в городе!
Нина не могла даже заставить себя произнести слово «мультимедийный».
— А ты видела их планы? — фыркнул Гриффин. — Кофе, компьютеры, DVD, цветы, конторы и служащие, которые рассчитывают рентабельность и изводят безработных… прошу прощения, проявляют заботу. Во всем этом проклятом месте просто нет места для книг! — Он показал на десятки коробок: — Все они окажутся в мусоре! Их используют при строительстве дорог!
— Неправда!
— Правда! Ведь именно так поступают с негодными книгами, ты разве не знаешь? Кладут их в основание мостовых. Чтобы огромные машины могли катить по столетиям высоких мыслей, идей и рассуждений великих ученых, метафорически вбивая в грязь любовь к знаниям глупыми здоровенными колесами, горланя моторами и убивая планету!
— Ты сегодня не в лучшем настроении, Гриффин?
— Не могли бы вы двое побыстрее делать дело? — хлопотливо произнесла Кэти Нисон, в ее голосе слышалось беспокойство.
Денег хватило лишь на то, чтобы нанять грузовики на один день. Если они не сумеют уложить все вовремя, ей грозят серьезные неприятности.
— Слушаюсь, господин унтер-офицер, — пробормотал себе под нос Гриффин.
Кэти Нисон снова захлопотала вокруг, ее короткие светлые волосы стояли торчком.
— Боже, эта женщина такая озлобленная, поверить невозможно! — проворчал Гриффин.
Но Нина его не слушала. Она в отчаянии смотрела на тысячи томов вокруг: они обещали так много, поблескивая прекрасными