Темный Лес

Заря едва занялась, когда на узкую лесную тропу, один за другим, вышли семеро братьев: каждый чуть выше бочонка для сбора дождевой воды, в рабочей одежде и колпаке. Они шагали, забросив на плечо кирки.

За ними шел паук: спинка коричневая, как лесной орех, брюшко – сливочно-белое. Он возвышался над самым высоким из братьев на целый фут. В одной из многочисленных лапок-рук он держал корзинку из ивовых прутьев.

Паук на ходу выпустил вверх тонкую паутинку и опутал ею хорошенького белого мотылька – тот всю ночь играл в салки с лунным светом и вот, возвращаясь домой под утро, зазевался и был пойман. Быстро подтянув добычу к себе, паук проглотил ее целиком. Крылышки мотылька защекотали его пищевод.

– Я есть хочу, – пожаловался младший брат, который шел впереди. – Интересно, что Вебер собрал нам на обед?

– Мы едва позавтракали, а ты уже думаешь об обеде? – отозвался другой брат, шедший за ним.

Младший остановился и раздраженно глянул через плечо:

– Ну и завтрак – маринованная говядина с черным хлебом. А колбаски где?

– Шатци, будь любезен, шагай, а? – сказал второй брат и слегка подтолкнул его.

– Не толкайся, Юлий! – воскликнул Шатци и толкнул его в ответ.

– Эй, вы, хватит! – вмешался в перепалку третий брат. – Вебер положил колбаски, я видел. А еще он положил…

Тишину прорезал крик, пронзительный и тонкий. Братья застыли на месте.

Тот, кто начал ворчать, крепче сжал рукоять кирки и скинул ее с плеча.

– Вы слышали? – обратился он ко всем.

– Дурацкий вопрос, Якоб.

– Разумеется, слышали.

– Как такое можно не услышать?

Братья отвечали сердитыми голосами, но всякий, кто услышал бы их в тот миг, сразу понял бы, что им просто не по себе.

– Это он, – угрюмо сказал Якоб. – Снова кого-то забрал.

– Ммм, нет. Вряд ли, – с напускной веселостью возразил Шатци. – Скорее птица. Или белка.

– Белка? Белки не умеют визжать, болван, – сказал Юлий.

– Ну да, пока не обнаружат, что кто-то стащил у них орехи.

– Думаешь, это смешно, Иеремия? Ничуточки, – продолжал Шатци капризным тоном. – И вообще, как ты можешь шутить на эту тему после того, что случилось…

– Не обращай на него внимания, Шатц, – посоветовал Йоост, четвертый брат. – Это защитный механизм. Иеремия прячет под юмором тяжелые переживания.

– Ой, не надо! – взмолился Юлий.

Йоост бросил на него сердитый взгляд:

– А может, ему трудно справляться с болью. Ты когда-нибудь задумывался над этим?

– А может, он придурок.

– Заткнитесь уже, а? – зашипел на них Якоб.

Все притихли, напряженно выжидая.

– Вот видите? Ничего не случилось, как я и говорил! – Шатци всплеснул руками, точно разгонял страх. – Может, пойдем?

Новый крик разорвал утренний воздух. Якоб сорвался с места и побежал.

– Куда ты? – крикнул ему вслед Шатци.

– Надо его остановить! – бросил на ходу Якоб.

– Не получится… Мы же пробовали!

– Значит, попробуем еще раз!

Шатци закрыл глаза. Сжал кулаки:

– На этот раз без меня. Кто бы это ни был, он уже мертв, а видеть их всегда так больно. Как будто это снова Яспер. Я не могу. И не пойду.

Что-то зашелестело в кустах рядом с ним. Шатци открыл глаза. Все, кроме него, бежали за Якобом. Он один стоял на тропе, не считая вороны, которая примостилась на ветке у него над головой. Едва Шатци увидел ее, как она каркнула. Тут же отозвалась вторая, за ней – третья. Наклонив головы, все три птицы смотрели на него черными блестящими глазами, так, словно увидели большую жирную личинку.

Шатци вздрогнул. Вороны все прибывали. А значит, их хозяин был поблизости.

– Подождите меня! – завопил он.

И вприпрыжку помчался за братьями.

Якоб с треском прорывался через подлесок, подняв над головой кирку, чтобы в любой миг пустить ее в дело. Немного не добежав до пруда, он споткнулся и опустил инструмент. Перед ним лежала несчастная: навзничь, в луже собственной крови. Она уже не дышала, глаза смотрели в небо.

Два брата, Йозеф и Иоганн, подбежали и упали рядом с ней на колени. Остальные стояли.

– Поздно, – пробормотал расстроенный Шатци. – Умерла.

– Нет. Еще теплая, – возразил Иоганн, прижав ладонь к щеке девушки. – Есть шанс…

– Шанс? – взвился Шатци. – Может быть, ты не заметил, но у нее вырезали сердце!

– Где Вебер?

Паук поставил корзинку на землю и засеменил к девушке.

– Что он может сделать? Ее ведь тоже нет, – сказал Шатци, заламывая руки. – Наверняка она уже улетела.

– Никуда не улетела. Здесь она. Ты что, не видишь?

Пройдя между людьми, паук опустился на землю рядом с девушкой, заглянул ей в лицо восемью глазами, и тут что-то легкое, как пух, и прекрасное, как солнечный луч, слетело с ее губ. Переливчатое, словно жемчужина, оно немного помешкало и устремилось вверх.

Паук принялся прясть так быстро, как только мог.

– Торопись, Вебер, – подгонял его Иоганн. – К нам вот-вот пожалуют.

И он указал на небо. Оно потемнело, но не из-за туч… а от воронья. Тысячи черных птиц слетались со всей округи, сбиваясь в огромную воронку, которая раскручивалась над прудом, то опускаясь, то снова поднимаясь. Казалось, будто невидимая рука запускает волчок над Темным Лесом.

– Это он. Сейчас будет здесь, – заговорил Шатци, в чьем голосе звучал страх.

– Но зачем? – спросил Йозеф. – Ведь, судя по всему, он уже получил ее сердце.

– Кто его знает? Надо убираться.

– Не успеем. Он нас увидит.

– Значит, надо прятаться. Давай, Вебер, шевелись.

Паук уже сплел из своей нити прочную паутину. Теперь он встал и жестом рыбака, который бросает сеть, закинул свое изделие в воздух. Сеть сразу обвилась вокруг диковинного переливчатого предмета. Паук поспешно потянул ее к себе, собрал края и скрепил их второй нитью. Теперь пленница никуда не денется.

– Молодец! – похвалил его Иоганн. – А сейчас всем прятаться, живо!

Юлий схватил корзинку Вебера и укрылся за большим камнем. Иеремия с ним. Остальные разбежались по кустам, кто-то даже вскарабкался на дерево.

Приметив трухлявое бревно, паук нырнул под него. Там он затих, прижав светлое брюшко к жирной черной земле и прикрыв собой узелок с драгоценной добычей.

Он даже дыхание затаил, будто умер, – знал, что его ни в коем случае не должны найти. Ведь от него зависела сейчас судьба живой многоцветной жемчужины. Он чувствовал, как та бьется в его паутине, точно мотылек, обреченный и прекрасный.

Это была душа убитой девушки.

Женщина в черных